—Да-да, конечно. Это я так, вроде как для профилактики, что ли. Молодость, горячность, знаете…
Стопов, невысокий худощавый карел, принял Сокола приветливо, отвел ему в своей квартире отдельную комнатку.
— У нас вам понравится, Виктор Петрович, все равно что на даче, на лосей поохотиться сходим, рыбалка в этих местах отменная, скучать не дадим,
Расторопный, уравновешенный, Стопов быстро расположил к себе Сокола. В присутствии завхоза становилось как-то уютно, все трудности в работе казались пустячными, люди —понятнее. На новом месте Виктор спал очень мало. Вечером перечитывал единственную у хозяина книгу «Тихий Дон», за полночь тушил свет, долго, порою часами, ворочался с боку на бок.
Едва подавал голос единственный на участке петух, Сокол вскакивал с постели, увязая по пояс в сугробах, шел на лесосеку, подсчитывал сваленные на землю ели и потом бил тяжелым болтом в подвешенный на суку кусок рельса, извещая людей о начале работы.
Виктор помогал трелевщикам вытаскивать завязнувшие в снегу сани, вооружившись ломом, катал вместе с другими тяжелые бревна, поджигал захламлявшие лесосеку сучья, дотемна не уходил из леса. А ночью, лежа в постели, Сокол долго не мог сомкнуть глаз. Когда он оставался наедине с собой, к нему приходила тоска. Незваной, назойливой гостьей хозяйничала она в его мыслях, уносила их в прошлое.
Виктор видел перед собой Айну, Она гордо откидывала голову, смуглыми пальцами ударяла по клавишам рояля и, прикрывая ресницами глаза, пела «Везде и всегда за тобою». И странно. Голос ее звучал то совсем будто рядом, то откуда-то издали, тихо, порой замирая, словно из самой дальней барачной квартиры.
Айна выходила из пенного кружева Кугача, из серебристых, как отблески света на озере, насыпей снега, раздвигая лохматые остроиглые ветви, выглядывала из лесной чащи.
— Айна, — звал Виктор, и радостное видение заплывало туманом.
…Блекнут лунные тени, тихо тикают ходики, на смену ночи робко крадется утро. Наконец, приходит сон — лучшее лекарство от всех на свете болезней.
Бригада лесорубов состояла из финнов: рослых, плечистых парней и мужчин с жилистыми, длинными и крепкими, как корни дуба, руками. Одеты они легко, от старого и до самого малого напоминают профессионалов спортсменов. Коротенькие, до бедер, на меху куртки с вязаными шерстяными подрукавниками, стянутые резинкой внизу брюки из грубой байки, на головах вязаные гарусные шапочки, береты, у некоторых меховые шапки с козырьками. Непременное национальное украшение каждого — на поясе финка в узорной, из бронзы и серебра, оправе.
Рабочие чуждались молодого начальника, держались от него поодаль. Нередко Сокол любовался трудом лесорубов. С какой-то ленивой небрежностью они поднимали топоры, с завидною быстротою вырубали на крупных стволах засечки, так же легко, казалось, без напряжения, подрезали стволы лучковой пилой и молча, без русского уханья налегая на них плечом, валили на землю сосны и ели.
— Ловкачи ребята, — хвалил рабочих Стопов, — играют, а не работают,
Но Сокол недолюбливал бригаду лесорубов.
Все тренировкой дается, — стараясь умалить достоинство гордецов финнов, уверял он. — Тебя, Стопов, на недельку рядом вон с тем журавлем поставить, думаю, на восьмой денек ты бы его за пояс заткнул, а?
— Как знать,— улыбался польщенный Стопов, — мы ведь, карелы, тоже, как кони, выносливые.
Антипатия Сокола к лесорубам имела основание. Финны явно не любили местное начальство, а молодой, чересчур уж скромно одетый, застенчивый агроном тем более оказался им не по вкусу. Когда Сокол подходил к финнам, кто-либо из них, зная, что молокосос начальник не разбирается в их языке, бросал реплику. Рабочие встречали начальника сдержанным смехом.
— Весело? — многозначительно спрашивал Сокол рослого светловолосого бригадира Форея Сухтайнена.
— Очень весело, товарищ начальник. Работенка у нас такая смешливая, — сдерживал ехидную усмешку Сухтайнен и уже на своем гортанном языке кидал рабочим новую реплику. Лесорубы еще громче смеялись.
«Меня разыгрывают», — возмущался Сокол и доставал блокнот, стараясь доподлинно восстановить брошенную финнами фразу, записывал ее звучание по возможности точно по-русски.
Вечером просил Стопова перевести записи.
— Ты что-то здесь, товарищ, поднапутал, — с трудом читая блокнотные записи Сокола, усмехался завхоз, — из финских слов я вижу только одно, в переводе на русский оно означает лодырь, тупица, бездельник, понял?