Почему не пришла радость? Может, Сокол скучал по Карелии, по опытной станции, по своим хрупким питомцам — яблонькам? Может, грусть пришла потому, что за эти два года изменился, разросся когда-то тихий, как дачное место, город, наполнился шумом автомашин, лесами больших построек? Или, может быть, потому, что в городе не осталось товарищей, с которыми он проводил свою юность?
Сколько раз проходил Сокол около высокого старинного здания института, сколько раз неодолимое желание подмывало его открыть массивную дубовую дверь, вбежать по каменным широким ступенькам!
Вот он рядом с крыльцом, взялся за медную ручку двери и, будто коснувшись огня, отдернул руку назад.
А вдруг он увидит ее с другим? Разве может такая девушка остаться до сих пор не замеченной? Лучше уж не входить в институт, не расстраивать себя, оставить ее в своем сердце все той же: чистой, нетронутой, словно цветок в нехоженой чаще леса. Да, пусть будет так, пусть она останется жить только в мечтах.
Сокол поспешно отошел от здания института и задумчиво побрел вдоль улицы. Но вот наступила ночь, и Айна, как всегда, пришла в сны. Неуловимая, она молчаливо манила его за собой, звала улыбкой.
«Айна? — просыпаясь, звал Сокол. — Неужели ты так и не вспомнила никогда обо мне?»
Сокол подумал о письмах, которые написал ей за годы разлуки, но так и оставил неотосланными в ящике своего стола. Сколько этих писем? Пять, десять, пятнадцать? Да разве суть в том, сколько. Главное, какие в них слова.
«Уходят дни, скоро опять дорога, а я так и не увижу тебя», — терзал себя Сокол.
Измученный бессонницей и сомнениями, Сокол решился-таки и почти машинально открыл дверь института. На него пахнуло приятным холодком коридора, запахами лабораторий, книг. Осторожно, боясь нарушить тишину, он зашагал по длинным мягким дорожкам, огляделся по сторонам. Внимание его привлекла красочная доска с портретами студентов-отличников. Он остановился, посмотрел на фотографии.
Чужие, чужие. Хотя бы одно лицо знакомое! И вот этим молодым незнакомым людям почему-то разрешается ходить по заветным лестницам, коридорам, комнатам. Они, а не он, могут гулять здесь, смеяться, чувствовать себя как дома.
Легкий стук шагов заставил Сокола обернуться. Мимо прошел маленький кругленький человек с дымчатой от густой седины шевелюрой. Темные, заплывшие изрядным жирком глаза через стекла очков вопросительно посмотрели на Сокола. Сокол проводил его взглядом, с завистью посмотрел на закрывшуюся дверь кабинета. Не выдержав соблазна, он беззвучно подкрался к ней и потянул на себя ручку. Дверь неслышно подалась.
Не сон ли это? Соколу стало жарко, в серых глазах отразилось смятение. За передним столом он увидел девушку. Подперев полной, красивой рукой темную с блеском голову, она смотрела куда-то в окно, и взгляд ее казался отчужденным и грустным. Перед ней на раскрытых тетрадях черными живыми жгутами улеглись косы. Раздался звонок. Не успел он затихнуть, как захлопали в коридоре двери и громкоголосые студенты выбежали из аудиторий. Усилием воли оторвавшись от двери, Сокол удивленно посмотрел вокруг и стремглав бросился по лестнице к выходу.
Как же быть? Где встретить ее? Как сказать обо всем, что было в письмах, что с новой, еще большею силой горело в сердце теперь? Написать, прийти в институт, встретить на улице? Да-да, встретить, сказать. Пусть, по крайней мере, знает, что он рядом. Видел ее, дышал одним воздухом.
Он стоял у ворот ее дома и нетерпеливо считал минуты. Когда же?
Предвечерний город оживал по-утреннему. Тротуары заполнялись людьми. Горожане шли с работы домой, в театры, в кино, чаще слышались крики извозчиков, сигналы автомашин. Люди проходили мимо Сокола оживленные и веселые.
В сером полумраке вспыхнули городские огни. Напротив, на лавочке, сели парень и девушка. Он закрывал ее узкие плечи полою пиджака, голос его тих, сдавлен волнением. Девушка доверчиво прятала голову на груди парня, и Сокол видел, как парень гладил ее густые волнистые волосы. Счастливые.
И показалось Соколу, что он уже стар, а все, что доступно юности, схоронено им навсегда. «Ты свое отгулял,— подумал он и тут же засмеялся в душе: — Сгорел в двадцать три года, смешно». Женщина в белом прошла мимо. Черные косы разрезали белое.
— Айна!
Девушка остановилась, сделала два неуверенных шага и вдруг, словно подхваченная ветром пушинка, убежала домой. Сокол остался стоять, немой и подавленный. «Испугалась… Будто зверя увидела…»