Ну, рассказал, как перед гробом, во всех малых подробностях. Не хотел, вишь ты, чтобы думали о нем, будто грехи перед колхозом замаливает. Просил не трепать… Я и отмалчивался. Привычка такая, врать не могу, лучше язык на прикол. Ну, а сейчас не стерпел, против воли язык повернулся. А ты брось-ка, Игнат, дутышем пыжиться, Я ведь для пользы.
Пахом кинул на Булатова чуть виноватый взгляд.
— Игнат, может, кто не поверит мне, скинь полушубок, покажи им плечо, здесь ведь свои все, скидай.
— Лишнее, — смутился Игнат.
— Ну, ежели так, за Марфой пошлите. Та старуха набожная, знаю, в жизни ни перед кем не лукавила. Пусть она скажет.
Из-за стола поднялся Федор Сергеевич.
— Верно говорит Игнат, все это лишнее. Булатов не чужой — наш он, до мозга костей наш. Вы как хотите, товарищи, а я в него верю.
Глава XVII
На полковом стадионе загорелые футболисты-летчики по-мальчишески азартно гоняли мяч. Зрителей было мало: несколько чумазых подростков и один молодой авиатор в чистеньком, гладко отутюженном новеньком кителе.
Тренировка «в одни ворота» порядком уже измотала спортсменов. Потный, в теплом не по-летнему свитере, вратарь первый закричал товарищам:
— Довольно! Поехали мыться, ребята.
В это время единственный взрослый зритель, молодой летчик, подошел к футболисту с повязкой на майке, капитану команды.
— Постоять можно? — показал он на ворота.
Тот покосился на худощавого незнакомца и усмехнулся:
— А не боишься?
— Чего?
— Убить могут. Мячи, парень, разные бывают. Кочубей, скажем, треснет, хорошо, если мимо пролетит, а вдруг в живот… Хана. Два часа откачивать надо.
— Ну, это не страшно, — расстегивая пуговицы кителя, спокойно произнес летчик,
— Ладно, становись, мы за тебя не в ответе.
Виктор Сокол, только что прибывший из школы в полк, подошел к воротам, сбросил китель, подпрыгнул и трижды подтянулся на штанге. Это упражнение он привык делать всегда перед началом игры для разминки. Футболисты с любопытством проследили за тем, как он поправил сбившуюся на брови пилотку и, пригнувшись, чуть расширив руки, будто борец перед схваткой, замер в ожидании. Тело его напружинилось, сузившиеся глаза прицелились в мяч.
Парень в полосатых гетрах выкатил его на штрафную площадку, поставил на очерченный мелом кружок, откуда обычно бьют штрафной одиннадцатиметровый удар. Потом посмотрел на нового вратаря и отвел мяч ногою немного подальше в поле. Кто-то крикнул:
— Санек, пожалей!
Футболист усмехнулся и откатил мяч еще дальше.
— А ну, попробуем! — громко произнес он и, разбежавшись, с силой ударил левой ногой.
Почти одновременно дрогнул вратарь и, распластавшись в воздухе, мягко упал на землю у штанги. Бросок оказался своевременным, мяч надежно схвачен в цепкие пальцы. Просчитался Сокол в другом, футболисты этого не заметили. Он не тренировался долгое время, поэтому вложил в толчок немало лишней энергии и чуть не на целый метр пробороздил телом землю. Тем не менее бросок был эффективен. Восхищенные лихой хваткою вратаря, футболисты дружно зааплодировали.
— Ого, смотри, вратарь что надо!
— Молодец! А ну-ка еще!
Сокол вскочил на ноги и швырнул в поле мяч. Но тут же о чем-то вспомнив, он отдернул рукав нижней рубашки. Тонкие ноздри его дрогнули, довольное лицо вытянулось. «Часы» От них осталась смятая металлическая пластинка.
— Эй, вратарь, одиннадцатиметровый держи!
О часах горевать не осталось времени, «пушечные» мячи, один сильнее другого, полетели в ворота.
Кошкой кидается Сокол от одной штанги к другой, падает, извивается, прыгает, молниеносно выскакивает из ворот, отбивается ногой, головой, кулаками. Ни один мяч еще не вынут из сетки.
Футболисты кричат, свистят, аплодируют.
— А ну-ка пенальти!
— Эй, вратарь, одиннадцатиметровый держи.
Сокол весь в движении, весь словно наэлектризован. Мышцы его напружинены, смятая одежда в пыли, на щеке свежая ссадина.
— Подводи ближе! Бей! — кричит он.
Футболист в полосатых гетрах ставит мяч на очерченную мелом точку — почти рядом с воротами. Он отходит чуть в сторону, бежит, замахивается ногою. Но Сокол уже изучил этот замах, знает, куда повернет носок бутса, знает, куда будет направлен удар. Бросок! — и тело его у штанги. Мяч отбит кулаком. Снова удар, снова бросок. И так еще и еще, пока измученный, потный, в измятой запыленной одежде вратарь поднял руку.