Брук взорвался.
— Я уже говорил тебе тысячу раз! Насколько мне было известно, о вас обоих хорошо заботилась ваша бабушка. Я не знал, что Камилла больна. Она была моей доверью. Видит бог, я любил ее.
— Не так сильно, как ты любишь Мириам, — со злостью возразил Джим. — Вы даже не потрудились поддерживать с нами связь, когда отправились в это безрассудное путешествие по Соединенным Штатам искать ребенка Мириам. Ты тогда не думал о своих собственных детях.
— Но бога ради, обстоятельства так сложились. Дочь Мириам была похищена!
Ужас Лейлы при упоминании о столь чудовищном преступлении остался незамеченным двумя мужчинами, которые сцепились, как два быка рогами во время драки.
— Взята, а не похищена, — поправил Джим своего отца с подчеркнутым презрением. — И как я представляю, ее бывший муж считал, что он имеет право на свою дочь. Я часто спрашивал себя, чувствовал ли ты себя виноватым.
— Почему я должен чувствовать себя виноватым? — возмутился Брук.
— Вы собирались увезти ее с собой. Поставить целый Тихий океан между человеком и его ребенком. Он, несомненно, считал себя вправе требовать от вас то, что ему принадлежало.
— У него не было никакого права. Мириам получила право опекунства.
— Большинство двухлетних детей остаются с матерями при бракоразводном процессе, но это не значит, что отцы не любят их. Отец той девочки, очевидно, любил ее больше, чем ты любил Камиллу.
Брук поглядел на сына печальным взглядом.
— Ты ничего не понимаешь. И видимо, никогда не понимал.
— Не может быть никакой параллели между этой историей и тем, как была потеряна Адель, — продолжал Джим с неумолимой логикой. — Если Мириам намерена искать сходство со своим случаем — это твоя проблема. Не моя. И не госпожи Дитерли. Так что решайте ее между собой.
Он взял Лейлу за руку и потянул ее за собой вверх по ступенькам к портику при входе в дом. Все еще ошеломленная ожесточенным спором между мужчинами, Лейла обращала мало внимания на дом. В ее уме лишь смутно запечатлелся двухэтажный особняк, построенный из блоков песчаника, с широкими верандами на каждом этаже.
— Есть ли в тебе хоть капля сострадания? — укоряюще бросил ему вслед отец.
Джим обернулся, и рука его крепче сжала руку Лейлы. Его лицо, будто высеченное из камня, олицетворяло жестокость приговора.
— Умирая, Камилла меня назначила опекуном своего ребенка, если Адель выживет. Ее дочь будет моей дочерью.
— Ты думаешь, Катрин будет лучшей матерью для нее, чем Мириам?
Это язвительное замечание, казалось, задело что-то кровоточащее в душе Джима. Он бросил в лицо отцу слова, полные презрения:
— У Адели будет отец, который не бросит ее ради кого-то другого. Она всегда сможет рассчитывать на то, что я буду рядом с ней. Как это было с Камиллой.
Брук Фарли ничего не ответил на это. Несколько мгновений мужчины в молчании гневно смотрели друг на друга, и призрак старого, неразрешенного конфликта витал над ними. Джим первый прервал эту тяжелую сцену и возобновил свой путь по ступенькам в дом, где его и Лейлу ждал ребенок.
Итак, Катрин Хардинг ошибалась. Если Джим возвратился из Алис-Спрингс другим человеком, за этим стояло нечто большее, чем горькая участь быть отвергнутым женщиной. Страдания Фарли в связи со смертью его сестры усугублялись сложными семейными отношениями.
Она вспомнила слова Тома, полные дурных предчувствий, когда он говорил о своем восприятии Джима: «Я не хочу, чтобы он увлек тебя во мрак».
Этот мрак поселился в душе Джима Фарли задолго до того, как она встретила его. Теперь Лейла была уверена в этом. Может быть, если бы тогда обстоятельства были иными, и она была свободна, она смогла бы помочь Джиму. Но время ушло. Джим Фарли сделал свой выбор. И он это дал понять достаточно ясно, когда они ехали в машине.
Ею овладело тяжелое, беспросветное чувство поражения, когда он пригласил ее в свой фамильный дом.
— Не считаете ли вы, что я могла бы действовать более эффективно, если бы знала, что меня ожидает в этом доме?
Его непроницаемое, с застывшими чертами лицо оставалось таким же неподвижным. Но глаза сверкнули, когда он сказал с жестокой непреклонностью:
— Я создам вам все условия, чтобы вы могли свободно общаться с Аделью. Остальное не должно вас беспокоить.
Это фактически являлось завершением их беседы и, по сути, исключало Лейлу из его личной жизни.