Это была страстная мольба о том, чтобы быть понятым.
— Что вы хотите делать? — спросила она мягко.
В ответ он криво улыбнулся.
— Речь вдет не о том, чего я хочу, а о том, чего хочет Катрин. И так как я поставил ее в ложное положение, фактически обманув перед алтарем, у меня нет другого достойного выхода, как отнестись с уважением к ее желаниям. Она заслужила это.
Лейла посмотрела на него в мучительной нерешительности.
— Вы не должны испытывать угрызения совести из-за того, что сказали мне вчера ночью. Если это сказано или сделано в порыве…
— Это не так. Вы знаете, что это не так.
Боль в его голосе только усилила ее страдания.
— Откуда нам знать, Джим? Может быть, нас захватило лишь физическое влечение, и сегодня вы стали бы сожалеть о том, что сделали. И все бы закончилось тем, что вы возненавидели бы меня.
— Нет. Никогда. — Его глаза глядели печально. — Даже если бы я захотел возненавидеть вас, я бы не смог. Я называл вашу силу трусостью. Я в отчаянии проклинал вас за то, что вы укрывались в надежности брака, в своей эгоистичности, я считал это бегством от жизни. Но все это время меня съедала зависть к мужчине, которого вы любили. Если бы я мог стать таким мужчиной теперь…
Его пальцы разжались, и он протянул к ней руки.
— Я хочу быть этим мужчиной, Лейла.
Она начала дрожать от одной силы его желания.
— Я не знаю, Джим. Вы терзаете мое сердце! Я этого не понимаю. И я не хочу иметь на своей совести вашу жизнь и жизнь Катрин.
— Вы не отвечаете за поступки других, — возразил он осторожно.
Она отвернулась.
— А разве мы знаем, где начинается и заканчивается ответственность?
Лейла приблизилась к дверям своей комнаты, затем резко довернулась к нему, испытывая потребность излить перед ним свои сомнения и страхи.
— Лучше уж сделать то, что предложила Катрин прошлой ночью. Пойдем вместе со мной, Джим. Будем любить друг друга. Сейчас. Сегодняшней ночью. И если это окажется не тем, что мы думаем, будет еще не поздно вернуться к Катрин.
Он смотрел на нее горящими глазами.
— Я так давно мечтал об этом, Лейла, — выдохнул он. — Но пусть это будет не испытанием наших чувств, а осуществлением той радости жизни, которую мы будем переживать вместе.
Он подошел к ней, выразительно жестикулируя в подтверждение своих слов.
— Я хочу этого не только для себя. Это должно быть так же прекрасно и для вас. Ничто в моей жизни не значило и не значит так много для меня. Это моя мечта. И я хочу, чтобы она осуществилась.
— Так давай разыграем все до конца! — воскликнула Лейла с отчаянной решимостью, горя нетерпением разрешить то, что так долго мучило ее. — Наконец-то мы узнаем раз и навсегда, больше ли это, чем просто мечта.
Она стремительно повернулась и открыла одну из дверей, затем остановилась, стоя спиной к нему. Ее била нервная дрожь.
— Я сегодня ночую здесь. Одна. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Джим.
12
Лейла не стала ждать ответа. Она вошла в комнату, оставляя за Джимом окончательное решение.
Мужчины — романтики, думала она в горьком смятении чувств. Это женщины, которые должны принимать жестокие решения в сложных жизненных ситуациях, практичные, земные создания. Такова Катрин, если судить по ее поведению прошлой ночью.
Я буду честной перед тобой, Катрин. Говорю тебе это как женщина женщине. Пусть откроется правда! Была ли это мечта или это реальность?
Щелканье закрывающейся за ней двери означало, что выбор, тот или иной, сделан. Руки Джима нежно обвили ее плечи, и мысли о Катрин сразу исчезли из головы Лейлы.
Что она наделала!
Она никогда не была близка ни с одним мужчиной, кроме Дейла!
Она задрожала от страха — или от возбуждения? — когда руки Джима скользнули вниз по ее рукам. Правильно ли она поступала? Может быть, ей следовало изменить свое решение? Джим создал из нее мечту, и она совсем не уверена, что сможет оправдать его ожидания. Но разве не это им обоим предстояло узнать?
Его пальцы переплелись с ее пальцами, и он сжал их с ласковой силой. Джим поднял ее руки вместе со своими и затем, нежно обняв за талию, привлек к себе.
Лейла с нежным томлением чувствовала, как его щека трется о ее волосы. И дилемма, стоявшая перед ней, внезапно перестала ее мучить. Она должна знать, она хотела знать все об этом человеке, так глубоко волновавшем ее. Инстинктивно она расслабилась, позволяя своему разуму слушать голос сердца.
Это тот, на кого можно опереться, говорило ей сердце. Кто сможет защитить, утешить, позаботиться о ней, кто станет любить ее самозабвенно. Ничего плохого не могло случиться с ней в теплом кольце обхвативших ее рук, рядом с этой крепостью из мускулов. Это была надежная гавань, и сознание этого доставляло ей сладостное и умиротворяющее ощущение. Но, может быть, это только мечта?