– Сам ты невтерпеж! – я даже поперхнулась от возмущения. – А мне батюшка велел без жениха не возвращаться. Поглядела бы я, как ты моему батюшке – царю Кощею возражать бы стал. Откуда хочешь, говорит, жениха вынь, а вот сюда положь… но не из погреба же!
– Ну, – Ганька чуть смущенно потупился. – Подумаешь, погреб. Спужались! Бывает. Так зато у нас парни справные все. Хоть куда женихи!
– Да ты мне никак своих сватаешь? – изумилась я. – Дурак ты, Ганька. Вот вы все тут дружно попрятались – будто я старуха какая али вовсе уродина. Не обидно мне? Али думаешь, у колдуний и чувств никаких нет? И замуж мне по любви, как всем девкам, не хочется?
Ганька поскреб пятерней шевелюру. Видно было, как в голове детинушки тяжко ворочается мысль – да все никак не родится. Да уж… женишок!
…Родилась мысль, когда я уж и собралась, и за околицу выехала. Гулкий топот за спиной заставил оглянуться, а Игрунку – еще и прянуть испуганно в сторону.
Тяжело бухая сапогами, за мной мчался пеший Ганька. Одной рукой он придерживал на плече мешок, другой размахивал, потрясая топором.
Я придержала поводья, с любопытством наблюдая этакое диво. Надо же, и сапоги сыскал на свою лапищу! По селу-то в лаптях ходил. Приличная обувка, видать, для особых случаев. И куда это он, интересно, собрался тогда такой красивый?
– Ты это! – молодец остановился, переводя дыхание. – Топор забыла!
– Ага, – я кивнула, продолжая выжидательно смотреть на парня. А он отчего-то смешался.
– А я это… провожу тебя, стало быть. Вот. С тобой пойду! – тут он с вызовом голову вскинул.
– Да на кой ты мне сдался-то? – я изумленно моргнула. – Сказала же – в женихи не возьму!
– Да я это… я ж не в женихи! – показалось, богатырь едва удержался, чтоб обережный знак не сотворить. – Я ж того! Ну, ты это… негоже девке-то одной по дорогам разъезжать! Колдунья – не колдунья, а ты вон какая… хлипкая! Всякий обидит!
– Да-а? – я изумилась еще больше. И на всякий случай, чтоб в память парня вернуть, сотворила на ладони туманный шар.
А тот только плечами могучими пожал и набычился.
– Негоже!
Я только головой покачала. Защитничек!
Ну… коня-то все равно не взял. Да и вовсе – конь в селе не для того, чтоб по дорогам почем зря кататься, а для дела. Рабочая лошадка – кормилица в семье, вот и не стал забирать. А пешком все одно далеко не уйдет. Я-то хоть и неспешно еду, шагом, а все не на своих двоих. Пусть себе, коли желает, прогуляется, авось отстанет скоро.
– В мешке-то что у тебя? – тронув поводья, я чуть повернула голову. А Ганька неожиданно бодро зашагал рядом с моей кобылой.
– Дык это… мамка поесть собрала в дорогу-то…
Ну ясно. Родители наверняка тоже не верят, что дитятко далеко уйдет. Но голодным оставлять не стали. Ясное дело, такую тушу хорошо кормить надо.
Вот одно меня только смущает. Пока ехала, нет-нет да слышала карканье – то с одной, то с другой стороны. Потом тихо стало, пока говорили. А теперь по кустам будто… хохочет кто? Да так знакомо, хрипло – будто тоже каркая…
Прищурившись, я внимательно огляделась – и сорвала шишку с ближайшего дерева. А потом, будто и не глядя, швырнула ее в самые заросли. Чуть-чуть разве чарами усилила.
Из кустов возмущенно каркнули, и тут же черная птица порскнула прямо перед моим носом. Ганька шарахнулся, а я, вскинув руку, выпустила плеть зеленого тумана, опутывая крылатого незваного гостя. Побарахтавшись в воздухе, черный ворон в конце концов смирился – и уселся прямо на макушке моей кобылы. Привычная Игрунка только ушами прянула.
– Так-тааак… шпионим, значит? – прошипела я.
– Пррррисматррриваем! – гаркнул ворон.
– Батюшка послал?!
– Кррр… крр… перрреживает царррь!
В этот момент позади снова послышался заполошный топот, и я уже утомленно обернулась. Да они всей деревней за мной собрались никак?
По дороге к нам мчалась, подобрав подол и сверкая тощими коленками, девчонка… хм, да нет, пожалуй, девица. Вполне себе уже и на выданье. Разве что росточком мелкая да худовата по местным меркам. А еще рыжая, чисто морковка, и до того конопатая, что аж в глазах рябило. Сейчас, впрочем, девица была красной в самом что ни на есть прямом смысле – лицо так густо раскраснелось от бега, что могло и со свеклой посоперничать, а коса растрепалась. Подол запачкался, а на мелькающих коленках виднелись ссадины – похоже, на бегу девчушке и падать довелось.
Добежав до нас, девица остановилась, наклонилась, отпустив подол и уперев ладошки в колени и пытаясь отдышаться.
– Варвара! – изумленно протянул Ганька. – Ты-то откуда здесь?
– За тобой пришла! – сердито отозвалась девчонка, наконец выпрямившись. Дышала она все еще тяжело. – Как сказали, что ведьма тебя-таки сманила, околдовала да увела, так я и кинулась спасать! – тут рыжая ко мне обернулась с явным вызовом. – Мой Ганька, так и знай, ведьма проклятущая! Не отдам тебе!
Ганька так и раскрыл рот, глазами круглыми лупая. Кажется, новость о том, что он – Варварин, его слегка ошарашила.
А я только хмыкнула да плечами пожала.
– Забирай! – легко согласилась.
…И как это могло случиться, размышляла я вскоре, покачиваясь в седле. Выехала одна, и дело-то у меня такое, что никакого сопровождения никак не надо. А вот – отряд целый вышел! И на что они все мне нужны? На голове Игрунки сидел черный ворон, по-прежнему не по-птичьи побулькивающий от хохота. Следом за мной, бухая сапогами, широко шагал Ганька-богатырь. Охранничек. А за ним, вцепившись в рубашку парня, мелко, но шустро семенила девица Варвара-спасительница.
На ходу эти двое препирались: парень пытался девчонку назад в село услать, пока далеко не ушли. Но рыжая невеличка оказалась с норовом – и решительна, и упряма, под стать женишку. Хорошая пара выйдет!
Ганька, правда, пока и не понял, что кончилась его вольная жизнь. Ну да куда ему деваться-то. И этот человек от заезжей колдуньи прятался! Мужики – как дети, ей-небо…
6
Куда направляюсь – я-то, конечно, точно знала. Только вот нежданным да незваным спутничкам своим рассказывать не спешила. Поначалу-то все надеялась, что авось отстанут…
Ан нет. Ганька-то и впрямь богатырем оказался. Мало что сам весь день шагает себе ровно и в ус не дует. Так еще, как отчаялся Варвару уговорить вернуться, да как полюбовался на ее спотыкания – да и посадил рыжую невеличку себе на плечо. И даже не крякнул! И идет себе ровно, как шел, будто она и вовсе ничего не весит. Девчонка, конечно, сначала – в визг… а теперь сидит, вон, довольная, улыбается от уха до уха, только что ногами не болтает. Даже было песни петь затеяла – чтобы нас, мол, подбодрить.
Ну тут уж я не стерпела. Довольно того, что черная колдунья Елена Кощеевна за женихом с этакой свитой едет – так чтоб еще и под частушки?!
В общем, дернула я тихонько за перья ворона батюшкиного, а тот как подпрыгнет, как заорет! Варвара подскочила, аж чуть с Ганькиного плеча не сверзилась.
– А… чегой-то ваша ворона этак голосит? – икнула она наконец.
– Подпевает! – я невозмутимо пожала плечами. Ворон скосил на меня бешеный глаз. – и не ворона, а Прохор Григорьевич. Он у нас птица ученая и всесторонне образованная. С безупречным музыкальным слухом. Как где песню слышит – так и удержаться не может, непременно подпевать начнет.
– А-а… – протянула девчонка, сглотнув и с уважением косясь на “ученую птицу” Прохора Григорьевича. – Вон оно че…
Главное – петь больше не рисковала. И то хлеб.
Зато трещать принялась без умолку. И вопросы задавать.
– Ведьма, а ведьма!