Отношения с Ребеккой успешно продолжались. В них царила сплошная романтика и эротика. Они оба чувствовали, что нужны и интересны друг другу, а это было самым здоровым фундаментом для первой взаимной любви. Лето жарило июньским зноем, но это не мешало влюбленной парочке проводить почти каждый день вместе. На уик-энды они уезжали с друзьями и подругами Ребекки на пикники за город. В остальные дни они гуляли по городу, часами просиживали за чашкой кофе в своей «Настоящей итальянской пиццерии», взявшись за руки шатались по парку и кормили уточек, ходили в кино, в луна-парк, на дискотеки.
Каждый день, рано утром, Кейн тренировался по два-три часа. На пляж больше не бегал, это стало опасно. Вместо побережья Кейн присмотрел себе парковую зону, в которой легко можно было потеряться, как в настоящем лесу. Перед обедом, когда вода прогревалась до нужной температуры, он ходил купаться напротив дома, где всегда было довольно оживленно. Днем, когда город превращался в духовку, юноша обычно проводил время с Ребеккой или же отправлялся в гости к Гаррету Шеппарду, с которым всегда можно было интересно поговорить и узнать что-то новое. Однажды, как бы в шутку и мимоходом, Кейн спросил у него:
- Когда достроишь свою машину, меня с собой возьмешь?
Гаррет сразу посерьезнел и, вздохнув, грустно спросил в ответ:
- Как ты думаешь, насколько комфортно себя будет чувствовать средневековый крестоносец, попав в Диснейленд?
Кейн пораскинул мозгами и решил к этой теме больше не возвращаться. Ему стало жаль крестоносца.
Юноша увлекся чтением. Поглощал все подряд, что попадалось под руку, в основном книги подкидывал Джон. Прохладными вечерами, когда, наконец, спадала флоридаская жара, ниндзя выбирался на веранду и часами просиживал в плетеном кресле с новой книгой. «Час собаки», ранние летние сумерки, когда день уже скрылся за горизонтом, а тьма только начинает подбираться из-за океана, были его любимым временем суток. Даже запахи становились особенными. В эти минуты в нем била кипучая, бьющая наружу радость. В ней смешивалась прелесть прошедшего жаркого дня и предвкушение удовольствий позднего вечера. Скоро вокруг абажура настольной лампы начинали кружить мошки, во дворе заводили свою песню цикады, а на их район опускалась тишина. Замолкал даже вечный шум машин, и в этой предполночной тишине было слышно далеко вокруг: лай собак, соседские разговоры, музыку и те тихие, но отчетливые звуки, которые издает город, когда засыпает.
В конце июня он много читал какого-то Короля Стивена, ему нравился его стиль.
Не знаю порой, за что мне взяться.
Летом от тоски нет спасения.
Эти строчки нового, последнего романа Стивена к нему явно не относились. Кейн закрыл толстую книгу в суперобложке и задумался над тем, что, похоже, он живет в идеальном мире. Новых заданий от клана не поступало, а летние каникулы – маленькая жизнь – даже для ниндзя стали долгожданным праздником. Молодость на побережье проходила весело. Окружающий мир, вначале состоявший из выхлопных газов, тотальной лжи коммерциализации и отсутствия интересов, постепенно приобрел вполне привычные очертания, словно Кейн никогда и не уезжал из Америки. Социопатом оказалось быть не интересно. Как и предрекал Фред, чернокожий Генин из Калифорнии, Кейн научился жить здесь в гармонии с собой. Это оказалось не сложно, ведь, как известно, именно человек красит место, а не наоборот. Единственное, что всерьез огорчало Кейна, это четкое осознание: слишком хорошо долго не бывает. Как индейцы чувствуют приближение непогоды, так ниндзя, сидя в своем кресле на веранде, буквально физически ощущал предстоящие перемены. Что-то должно случиться в самом ближайшем будущем.
Ниндзя слушал ночь, а ночь слушала его мысли.