То, что творилось у него в голове, сам Кейн вряд ли смог бы описать словами. Он посмотрел на мир прояснившимся взглядом, и от увиденного сердце его содрогнулось. Ребенок понял, что остался один, совершенно один, без папы и мамы, без братьев. Не просто в чужом месте, а в чужой стране, где все говорят на непонятном иностранном языке. От безысходности Кейн лег на землю и тихо заплакал.
Смеркалось.
Над Ганьцзы появились первые бледные звезды на небе. В домах начали зажигаться огни. Из недалеких окон до Кейна доносилась непонятная ему человеческая речь, передаваемая по радио музыка, звон посуды и детский плачь. Вдалеке проехала одинокая машина. Теплый ветер донес запах чего-то вкусного, домашнего. От этого Кейну стало еще горше, и, не переставая лить слезы, он всерьез стал подумывать пойти и попросить у кого-нибудь покушать. Постепенно его рыдания превратились во всхлипы, а потом и совсем смолкли.
Как и большинство его ровесников в цивилизованных странах, Кейн не отличался хорошим аппетитом: каждый раз во время еды родители с боем запихивали в него пищу. Сейчас Кейн испытывал такие муки голода, что его живот начало сводить болью. Он не ел уже больше суток.
Стало совсем темно. Валяясь в кустах, маленький американец впервые узнал, что такое страдать по-настоящему. Это нельзя было сравнить с прошлыми его самыми большими трагедиями. Например, с болью от удара головой об угол стола, при случайном падении на бегу. Или с обидой на маму, что выключила мультфильм на самом интересном месте и ведет за руку на ужин. Новое, незнакомое чувство было до того сильным, что не оставалось сил думать, даже шевелиться. Обезвоживание также давало о себе знать, и вскоре мальчику захотелось пить настолько нестерпимо, что жажда отодвинула на второй план спазмы абсолютно пустого желудка.
По узкой неасфальтированной улице неспешно шел одинокий прохожий. В отличие от остальных людей, проходивших мимо за вечер, мужчина заметил беглеца, сидевшего во мраке кустов и что-то спросил. Не дождавшись ответа, он повторил свой вопрос еще раз.
- Я не понимаю вас, сэр, – срывающимся голосом ответил мальчик. Он не мог видеть лица этого случайного прохожего, но отчего-то решил, что тот удивлен. Зоркий человек подошел поближе и присел на корточки. Кейн мог видеть только его колени и руку, в которой дымилась зажженная трубка с длинным чубуком.
- Я спросил, почему ты плакал, – после непродолжительной паузы на родном и понятном языке сказал мужчина. – Ты потерялся? Тебя кто-то обидел?
- Да, – только и смог выдавить Кейн.
- Так тебя обидели или ты потерялся?
- И то и другое, сэр, – он готов был опять заплакать.
Прохожий за руку вывел Кейна из кустов. Лунный свет позволил мальчишке рассмотреть его еще не старое, непроницаемое лицо, темно-синий костюм горожанина, лакированную курительную трубку. Черные как смоль волосы были зачесаны назад, а правильные, но немного грубоватые черты азиатского лица напомнили Кейну резные деревянные маски, увиденные им на стенах отеля.
Мужчина так же внимательно рассматривал Кейна.
- Рассказывай, что с тобой произошло?
Вопрос был задан с интонацией, которую ребенок вряд ли смог бы описать. В ней было настолько много скрытой силы и права требовать ответа, что мальчик на одном дыхании выпалил свою печальную историю. После того, как Кейн замолк, они немного помолчали.
- Ты хочешь есть?
Кейн судорожно кивнул. Как ему показалось, незнакомец услышал урчание его живота.
- Я могу отвести тебя в свой дом, – предложил мужчина. – Там и решим, что с тобой делать дальше. Может быть, я смогу тебе помочь.
Будь Кейн чуть старше, он всерьез задумался бы, стоит ли принимать такое предложение от вовсе незнакомого ему человека, но сейчас он согласился, не раздумывая ни секунды.