Занятия, которые проводили с мальчиками немногословные люди, заправлявшие делами в лагере, были направлены, прежде всего, на развитие мышечной силы, выносливости, гибкости связок и ловкости. Под развитием ловкости следовало понимать каждодневные упражнения, улучшающие вестибулярный аппарат, повышающие координацию и скорость движений. Бег и прыжки давали выносливость, а поднятия тяжестей и отжимания – силу. Растяжку связок было делать больнее всего. Кейн редко задумывался, зачем все это нужно, а уж тем более он не пробовал гадать, кого из них готовят, кем ему предстоит стать в будущем. Для того, чтобы сопоставлять факты и делать выводы, он был пока еще слишком мал.
Вначале на свободное время сил просто не оставалось. После ужина все абитуриенты засыпали, едва добравшись до застеленных циновкой жестких топчанов на полу. А утром все начиналось снова.
Спросонья Кейн обычно не понимал, где он очутился. Незнакомые лысые дети, непонятная речь, голые стены без окон. Новым местом жительства для него стал весьма обширный бревенчатый барак, куда селили самых новеньких. Рядом стоял точно такой же, но предназначался он для ребят, проживших немного дольше в этом странном месте.
Тренировочный лагерь, куда волею судьбы занесло юного американца, представлял собой комплекс хаотично раскиданных по лесу деревянных домишек. Все местные постройки, притаившиеся под сенью высоких раскидистых деревьев, были дополнительно сокрыты от наблюдения с воздуха: каждую крышу украшала маскировочная камуфляжная сетка, камни и сухие ветви.
Лагерь состоял из спален-бараков, в которых жили мальчики и, вместе с ними, их инструкторы, а также просторного спортивного зала и столовой-кухни, единственно каменного здания в округе. Большинство бытовых работ, будь-то чистка картофеля на кухне (в первый раз Кейн чуть не отрезал себе палец), ношение воды из скважины или подметание барака выполнялось только детьми. Примерно раз в две недели каждый из малышей оказывался дежурным, и это было счастье. Работа по хозяйству воспринималась не иначе как целый день практически отдыха.
Все маленькие воспитанники носили грязно-белые кимоно свободного покроя, простые и добротные. Полной противоположностью являлась одежда взрослых – черные облегающие костюмы с вышитыми узорами и иероглифами. Дорогая ткань словно подчеркивала разницу между ними. Инструкторы, как один, были молодыми азиатами, плавностью и грациозностью движений они напоминали Лао. Таже скупость и функциональность в каждом шаге и повороте головы, постоянная собранность хищника. Сам Лао Токудзо появлялся в лагере редко, Кейн видел его в лучшем случае раз в месяц, и то мельком. Все инструкторы относились к Лао с почтением, не граничащим, впрочем, с заискиванием или страхом.
Кстати, в лагере не было учеников старше восьми лет, хотя каждые полгода проводился новый набор. Отсюда Кейн сделал логичный вывод: есть еще одно поселение, подобное этому, куда отводят старших детей и где живет сам Лао. Хорошо ли там, американский мальчик даже не хотел гадать. Представлять в голове новое место, фантазировать о нем, было немного боязно. Ведь рано или поздно он все равно там окажется.
А пока шестилетний пацан влачил одинокую жизнь изгоя. Бывало, что за целый день, да что там, за неделю, Кейн не произносил ни слова. Ему просто не с кем было говорить. С однокашниками, что держались маленькими стайками, он так и не подружился. В основном из-за того, что ни один из его соседей по бараку ни слова не понимал по-английски. В отличие от воспитателей-инструкторов, говоривших на нем даже без акцента. В свободное от тренировок время Кейн неоднократно пробовал завязать с ними разговор, но всякий раз натыкался на глухую стену молчания.
От одиночества малыш грустил. Вначале почти каждый день, а потом все реже и реже, он вспоминал свою прежнюю жизнь: родителей и братьев, родной дом, рыжую собаку Читу. Впрочем, Кейн был не один, кто по ночам тихонько рыдал, уткнувшись носом в циновку.
Душевная боль, катарсис и некое упрямство характера выработали в нем новые качества: упорство, настойчивость и целеустремленность. Лучший доктор – время – мало-помалу залечивало его раны. Прошлое еще не стерлось из памяти, но уже начало казаться не таким существенным как раньше. Гораздо важнее стало не сбить дыхание при беге, правильно выполнить упражнение, быстро уснуть, чтобы успеть отдохнуть до утра. Темп тренировок день ото дня все увеличивался, но постепенно они перестали казаться Кейну столь мучительными, как в самом начале. Выживает сильнейший. И дело не в грубой физической силе, а в способности приспосабливаться.