- Даже не думай об этом, – одними губами прошептал ему Кейн и посоветовал чуть громче: – Деяние в не деянии.
Так же тихонько как появился, несостоявшийся убийца задом отполз назад, в темноту.
Ночью свет в камере был выключен. Густые тени скрывали окружающее мальчика убожество голых стен и рваных матрацев, на которых храпели уголовники. Запах давно немытых тел смешался со зловонием помойной ямы, невзирая на это амбрэ растущему организму Кейна остро хотелось есть. Он быстро отогнал чувство голода, ритмично нажимая пальцем на особую точку в основании ладони.
По ощущениям, было глубоко за полночь. Воняло немилосердно. В камере шуршал таракан, едва слышимый на фоне громкого многоголосого храпа, редких стонов и кашля. Подросток зевнул несколько раз, наполнил кровь кислородом, сел поудобнее, спиной к колючей стене.
Кейн как мог быстро исполнил комплекс статических психосоматических упражнений, соединивших его и небо. Вначале короткой медитации в теле родилось теплое семя – «цзин», не стабильное, как пламя свечи. Внизу живота, в Киноварном поле, что на два цуня ниже пупка, разгорелась энергия Ки. Достигнув первого предела, энергия, путь которой определяло над-сознание, трансформировалась в дух – «шень». Осознав себя, дух возвратился в пустоту «сюй», что граничит с бренным физическим миром. Дух был целостен и стабилен, ведь он пребывал в гармонии с давно вложенной целевой программой. Вернулись мысли – чистые и спокойные. Появилось приятное, как предвкушение каникул у школяра, чувство остроты момента. Прежде чем двинуться убивать, ниндзя постарался вобрать в себя как можно больше радостного позитива.
Раньше ему не приходилось лишать жизни человека. Теоретически любой Генин был к этому готов, но до практики, естественно, в школе дело не доходило. Все бывает в первый раз. Тем более что отбросы общества, убийцы, грабители и насильники, собранные в этой пресс-камере, идеально для этого подходили. И ради собственной безопасности сегодня ночью некоторые облики обязательно надо погасить. В первую очередь – пахана, следом самых опасных из его подручных. Теперь к ним прицепом прибавился и тот малый, которому на спичках выпала «честь» убрать синоби-но моно заточкой из ложки. Роковая удача.
Еще до того как заснуть, ниндзя визуально отметил, где находятся те, чьи жизни теперь принадлежали ему. В глухой час спали не все. Кейн слышал это по их дыханию, по тому, как они ворочались на твердых нарах. Судя по всему, это были часовые: не зря же он сразу заявил о себе, как об опасном человеке. Его боялись, а значит уважали. Пусть это уважение исходило от низов и отребья, все равно это было отчасти приятно.
Ждать до утра, пока часовые уснут, Кейн не хотел, так было не интересно. Все же он оставался в большей степени четырнадцатилетним подростком, чем профессионалом. В нем играли гормоны, усмирять которые ему не хотелось, и мальчишка пополз во мрак.
Караульные лежали на втором ярусе, что осложняло их нейтрализацию. Зато все цели спали внизу, на привилегированных местах. Это их и погубило.
Этой ночью Кейн ликвидировал пять человек. Каждого следующего он отправлял в мир иной новым способом, испытывая на деле полученные от наставников навыки. Первому свернул шею, второго задушил, третьему передавил сонную артерию за ухом, четвертому воткнул в горло его же собственную заточку, а пахана удостоил чести получить шестнадцатое из «77 смертельных прикосновений Шивы», от которого у него остановилось сердце. Вся операция заняла не более десяти минут и прошла в полнейшей тишине. Прокрадываясь обратно в насиженный угол, Кейн собой искренне гордился. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он свернулся калачиком и крепко уснул, больше не опасаясь, что его сон потревожат.
Мальчик проснулся от стука в железную дверь. Оказывается, уже наступило утро, и пришел баландер. Стуча в кормушку, он призывал всех получать пайку. Заключенные резво вставали со шконок – остаться без еды никто не хотел. Кейн, находившийся ближе всех к дверям, в первых рядах получил завтрак и убрался в теперь уже свой уголок. Он удовлетворенно заметил, что никто из жителей камеры не пересекал невидимой границы, отделявшей его жизненное пространство от остального помещения. Это происходило вовсе не из-за страха – пока еще. Урки, инстинктами напоминавшие зверей более чем любые другие люди, интуитивно чувствовали его ярко сияющую ауру и не хотели лишний раз ее касаться.