— Все те, кто могут содействовать королевскому коронеру в исполнении его обязанностей, должны немедленно предстать перед ним!
Собравшиеся нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая, что же произойдет дальше. Деревенские женщины, не допущенные к участию в мужском собрании, сгрудились поодаль и перешептывались, прикрывая рты ладонями, радуясь неожиданному развлечению, прервавшему монотонное течение жизни.
— Первонашедшие — те, кто обнаружил тело, — выйти вперед, — приказал коронер.
Подталкиваемый локтями соседей, от толпы неохотно отделился юноша с курчавыми светлыми волосами и неловко поклонился коронеру в знак почтения. Его мучила жуткая простуда, из носа
текло, как из родника. Тело юноши прикрывала грубая сорочка из дерюги, перехваченная вместо ремня веревкой, а голые руки и лицо были испещрены царапинами, оставленными колючками ежевики. Некоторые царапины до сих пор кровоточили.
— Сообщи свои имя и возраст писарю.
Томас устроился на табурете для дойки по правую руку от Джона, разложив перед собой на маленькой скамейке пергамент и чернила. Перо забегало по пергаменту.
— Сердик, тутошний, из этой деревни, сэр, — пробормотал допрашиваемый, шмыгая носом. — Англичанин, так вот, — уточнил он, в чем не было необходимости, ибо с таким именем он не мог быть ни нормандцем, ни кельтом.
— Твой возраст, юноша?
— Семнадцать… кажется, — неуверенно произнес парень.
Коронер Джон не обратил внимания на приглушенное хихиканье, донесшееся из женских рядов.
— Теперь о трупе — расскажи, как ты его нашел.
Парень крепкой мускулистой рукой утер нос.
— Я, значит, это… спускался к нижнему лесу, надо было нарезать лозы в ивняке. Ну вот, я шел по тропинке, что возле ручья, тут смотрю — лежит кто-то, голова в воде, на нашей стороне.
Перо писаря яростно металось над бумагой. Коронер принялся выяснять подробности:
— В какой время это произошло, юноша?
— Да сразу после рассвета, сэр. Я чуток перекусил и сразу вышел. Я в деревне первый просыпаюсь.
— И что ты сделал? — проскрежетал Джон.
Сердик снова провел рукой под носом и звучно сплюнул на землю:
— Я побежал назад в деревню. Тут Небба встретился. Я ему все рассказал, мы вернулись к ручью поглядеть на мертвеца. А потом вдвоем пошли искать Ральфа.
Джон попытался выяснить подробности — как лежало тело, какие раны заметил свидетель, — но ничего нового добиться не удалось. Он разрешил парню вернуться в толпу крестьян, что тот и сделал с заметным облегчением.
Следующим свидетелем был мальчонка, который предыдущим вечером пас свиней. Его вывела вперед мать, невероятно уродливая женщина внушительных размеров. Схватив упирающегося мальчишку за плечи, она вытащила вперед и поставила перед епископским стулом. Мальчонка с широко открытыми от страха глазами едва мог связать несколько слов, и единственное, что удалось выдавить из него, — это клятвенное заверение в том, что накануне вечером, когда он бегал по окрестностям в поисках отбившейся от стада свиньи, тела в ручье не было.
После того как мать уволокла несчастного мальца, Джон повернулся к старосте:
— А кто такой этот Небба, о котором упомянул свидетель?
Явно испытывая неловкость, Ральф переступал с ноги на ногу на пропитанной дождем земле:
— Он не из нашей деревни, коронер. Болтается тут с месяц-два.
— Давайте его послушаем, — коротко приказал Джон.
В толпе собравшихся зашумели, зашевелились, несколько человек повернули головы, глядя в сторону зеленой лужайки. По ней быстро шел, удаляясь, человек, которого коронер заметил чуть раньше за спинами остальных.
Гвин крикнул, чтобы тот вернулся, а когда мужчина не отреагировал на приказ, направился вслед за ним. В тот же миг мужчина сорвался на бег, однако тягаться с длинноногим Гвином ему было не под силу. Несмотря на бычью конституцию, на коротких дистанциях корнуоллец демонстрировал завидную проворность, и не успел беглец преодолеть и пятидесяти ярдов, как Гвин нагнал его. Сжав, словно клещами, шею беглеца, он поволок мужчину назад, в круг зрителей. Тот тщетно царапал пятками землю.
Расчистив себе путь сквозь толпу крестьян, Гвин вытолкнул мужчину в центр полукруга перед Джоном.
Джон уставился на беглеца:
— Это еще что такое? Ты почему пытался бежать, мошенник?
У тощего Неббы были спутанные светлые волосы и усы. Грязная рваная туника доставала до колен, подпоясан он был поношенным ремнем некогда добротного качества. Лицо его выражало, скорее, дерзость, чем страх.
— Просто, не хочется иметь дело с законом. Что я сделал?
Посмотрел на какой-то труп, когда этот недоумок позвал меня, вот и все.
Гвин, который по-прежнему придерживал за плечо беглеца, неожиданно схватил его за правую руку и поднял так, чтобы показать ее коронеру.
Подавшись вперед, Джон увидел, что на руке не хватает указательного и среднего пальцев. Культи были затянуты старыми шрамами.
— А-а, мастер-лучник, и где же, интересно, ты их лишился? — проскрипел коронер.
Если попавшему в плен лучнику не перерезали горло сразу же, а позже ему удавалось избежать виселицы, то ему отрезали те два пальца, которыми он оттягивал тетиву, чтобы стрелок не мог больше заниматься своим смертоносным искусством.
Небба прищурился, но не дал ответа, и Гвину пришлось тряхнуть его за плечо так, что тот щелкнул желтыми зубами.
Отвечай, когда тебя спрашивает коронер, будь ты проклят!
В Лемане, в восемьдесят восьмом, — промямлил недовольно Небба.
Брови коронера удивленно поползли вверх, и шрам на лбу искривился:
— Ты воевал на стороне старого короля?
Речь шла об одной из последних битв Генри II, в которой непокорные сыновья монарха, Ричард и Джон, объединив усилия с Филиппом из Франции, разбили армию отца, а заодно и его сердце.
Небба кивнул головой:
— Оттого-то я и не хотел с вами связываться. Вы же люди Ричарда.
Удивленный, Джон коротко хохотнул, что с ним бывало крайне редко.
— Глупец, неужели ты полагаешь, что я могу обидеть человека только за то, что он хранил верность Генри? Я не испытываю гордости по поводу того, что Ричард замахнулся на собственного отца, даже при том, что его к таким действиям подтолкнуло потакание старика всем капризам Джона.
Толпа молча взирала на них, не понимая, собственно, о чем говорят Небба и коронер, однако и Томас, и Гвин прекрасно понимали, что Небба вовсе не деревенский простолюдин. Скорее всего, это солдат, который скрывается от правосудия.
Сэр, об убитом я знать ничего не знаю. Я всего-то и сделал, что посмотрел, как он лежит лицом вниз в этом проклятом ручье.
И раньше ты его никогда не видел?
Никогда. Не знаю, как зовут его, откуда он, ничего не знаю. И хочу одного — чтобы меня оставили в покое.
Джон смотрел на Неббу, и подозрительность, присущая коронеру, боролась с уважением к солдату, искалеченному в сражениях за короля.
— Ты не отсюда родом? У тебя странный акцент.
Небба встряхнул грязными кудрями:
— А безродный я. Нет у меня дома. Вот, забрел сюда, работаю в поле за кормежку, сплю в коровнике, а когда надоест, дальше отправлюсь.
Как и Гвин, коронер подозревал, что Небба — беглый преступник, которому невмоготу стало почти животное существование, в лесу и который решил попробовать вернуться к нормальной жизни, даже рискуя оказаться в конечном итоге обезглавленным.
Небба ответил на еще несколько вопросов, но упрямо утверждал, что ему ничего не известно о найденном в ручье трупе. Какое-то время коронер не отставал, однако в глубине души он не понимал, какое отношение может иметь бывший лучник к смерти молодого нормандца, если не рассматривать в качестве причины грабеж. Но если и остановиться на грабеже, то почему тогда, рассуждал Джон, убийца остался в деревне, а не сбежал?
Он жестом подозвал Гвина и пробормотал ему на ухо:
— Ну, что ты о нем скажешь? По всему видать, беглец, скрывается от закона.
Гвин тоже испытывал невольное сочувствие к воину, которому так не повезло в жизни.