— Сюда! — крикнул пацан, поманив рукой, и, не долго думая, Соле метнулся под занавешенный тканью стол.
Пацан сразу приложил палец к губам и беззвучно поманил за собой, лаской проползая под рядами. Эстев еле протиснулся следом за ним, ругая свою комплекцию. Ползли они недолго, пока один из торгашей не заметил их. Мальчик тут же прыснул между рядов, а Эстев кинулся за ним, перевернув лоток с фруктами. За спиной поднялась суматоха, Соле даже не обернулся, боясь потерять из виду мальчишку.
Пацан юркнул за угол, Эстев шмыгнул следом за ним и растеряно замер. Потерял. Снова послышался грохот стали, сердце панически подкатило к горлу. Кто-то потянул его за рукав:
— Сюда!
Опустив голову, Эстев увидел не то гору мешков, не то лежащих вповалку людей, укрытых рваной холстиной. Мальчишкина голова торчал оттуда кончиком острого носа. Пекарь кинулся на землю, завернулся в материю и замер. Грохот послышался совсем близко, отряд стражников пробежал мимо. Один из них остановился и ткнул древком в лежащих на земле людей, но грозный окрик командира заставил его бежать следом за своими.
— Полежим немного, потом возьми это, завернись и топай за мной, — шепнул пацан, когда грохот затих.
Эстев, помятый, усталый и потерянный, не находил в себе сил ни на возражения, ни на вопросы. Когда мальчишка покинул импровизированную ночлежку и посеменил к заваленной мусором подворотне, Эстев покорно завернулся в жалкое подобие плаща, старясь не думать о природе его коричневых пятен.
Лабиринты переулков уперлись в дурнопахнущие завалы мусора. Малек ловко забрался наверх, а вот толстяку пришлось повозиться. Когда он скатился с противоположной стороны, то окончательно потерял человеческий вид и был неотличим от мусорщика. Начало смеркаться. Эстев удивился, как быстро прошел день.
В сумерках они прокрались вдоль хребта налепленных дуг на друга лачуг. Кое где горел огонь, и к нем жались то ли люди, то ли тени, зачерпывающие из общего котла неопознанное варево.
— Ляг здесь, отдохни, — распорядился мальчишка, указывая на что-то, больше похожее на собачью будку.
Эстев вопросительно изогнул бровь, а пацан вдруг рассмеялся, похлопав того по пузу.
— Да не боись, тут тебя ни в жисть не найдут.
Почему-то это успокоило толстяка, и он, скрючившись в три погибели, заполз в конуру. Завернувшись в обрывки плаща и поджав израненные ноги, он упал на несвежую солому. Все еще на свободе, только во что же вляпался? Усталый разум быстро погасил дотлевающие угольки мыслей.
***
— А ну, ты! — проорал багровый от гнева человек, замахнувшись пудовым кулаком на Ондатру. Тот легко увернулся и подставил древко копья под заплетающиеся ноги противника. Драчун обдала его волной смрада и кувыркнулась с лестницы, прямо в сточную канаву. Молодой воин щелкнул зубами. Об этот мусор не стоит марать руки. Удостоверившись, что человек жив и относительно цел, молодой охотник вернулся под крышу, и его тотчас охватили духота, чад табака и густой смрад множества людей. Ондатра облокотился о стену и оглядел зал. За столиком в углу бойко стучали костяшками какой-то непонятной человеческой игры. На столешнице разрастались узоры из разноцветных квадратов, люди галдели, звенели желтыми кругляшками, рычали друг на друга и очень много пили, проливая часть на пол. Ондатра не понимал смысла этой игры, да и вообще, что это за удовольствие, сидеть в четырех стенах и стучать, стучать, стучать по дереву, пока тебя не выкинут, бессознательного и нагого. Не понимал он и страсть людей к выпивке, от которой те становились либо шальными, либо вялыми, как выкинутые на берег морские звезды.
Несколько людских компаний заигрывали с пробегающими мимо девушками. Полуголые самки, похожие на ярких коралловых рыбок, дрейфовали между столов, охотно присаживаясь на свободные колени. Их разукрашенные лица напоминали гальюнные фигуры людских кораблей. Ондатра не переставал думать об рассохшейся древесине и облупившейся краске, изъеденной солью и корабельными червями. Девушки и сами не жаловали ни молодого воина, ни других членов племени, а ведь именно они оберегали в этой рачьей норе хрупкое подобие порядка.
Ондатра вздохнул. Это была скучная работа. Заведение открывалось после обеда и принимало посетителей, пока солнце не показывалось на горизонте. Каждый день он кого-то запугивал, вышвыривал или бил. Серьезно вредить людям ему было запрещено. Периодически заглядывали соплеменники, уединялись в темных боковых комнатах с подозрительно вида двуногими рыбами, что-то с ними обсуждали. Ондатра страшно скучал и мечтал только, чтобы в эту нору заглянул действительно стоящий противник, хоть и понимал, что находится здесь не за этим.
Сначала местные шарахались от него, но вскоре осмелели и относились с какой-то странной грубоватой заботой. Время от времени ему приносили свежую чистую воду и мокрую тряпицу, чтобы приложить к разгоряченным жабрам. Сначала Ондатра не знал, как реагировать на это, затем стал отвечать сдержанными кивками. У людей принято улыбаться, но вид его зубов пугал их до трясучки. К тому же они не способны были отличить дружелюбный оскал от агрессивного. Мальчишку, что носил ем воду, он мысленно прозвал Водолеем. Бойкий угрюмый подросток, от которого пахло едой и дымом. Пожалуй, он был по душе молодому охотнику.
Полированное древко ласкало руку. Копье он держал подле себя постоянно. У людей, как правило, пропадало всяческое желание огрызаться, глядя на белый керамический наконечник, похожий на зуб Извечного. Каждый вечер он натирал его до влажного блеск. Молочная белизна керамики напоминала ему пляжи Нерсо с выброшенными волной ракушками и вкус кокосовой воды.
Парень, похожий на покрытого ржавчиной морского конька, продолжал исторгать из инструмента в руках истошные звуки. Некоторые неодобрительно морщились, но большинству было весело, и скоро нестройное бренчание потонуло в топоте множества ног. Еще один непонятный обычай — странным образом притоптывать и прихлопывать. Не похоже ни на сражение, ни на тренировку, и Ондатра решил, что это часть ритуала ухаживания. Затопать самку, пока она не выбьется из сил. Другой интересный ритуал — напоить ее вонючей горькой водой до бессознательности. По всем признакам с самками людей не все так просто, раз самцы боятся спариваться с ними, не прибегая к подобным ухищрениям.
— Ааа! Сил моих нет! — проорал огромный рыжебород, до этого сосредоточенно вглядывавшийся в заставленный костяшками стол.
Шарах! — дубовое кресло полетело прямо в морского конька, да так резко и метко, что тот не успел отреагировать. Парня опрокинуло стулом, жалко брякнул его инструмент, охнуло несколько самок. Рыжебород стоял, перекатывая мышцами под тканью, здоровенный, словно матерый морской лев. Копье Ондатры уставилось ему в грудь.
— Ты. Уходить!
Кости прыснули, стуча по полу, в сторону молодого воина полетела обшарпанная столешница. Ондатра, оседлав красного зверя, легко уклонился от нее, находу перехватив копьем двумя руками. Древко вонзилось в грудину рыжего, заставив беспомощно согнуться, а второй удар пришелся по затылку. Охнув, лев повалился на пол, прямо на рассыпавшиеся кости. В ноздри ударил запах крови, заставивший красного зверя жадно виться внутри тела. Осмотрев драчуна, Ондатра с облегчением отметил, что не убил его. А вот морскому коньку повезло меньше. Падая, он неосторожно ударился головой о ступеньку, и теперь под ним натекла приличная лужа маслянистой крови. Его обступило несколько служащих, но что будет дальше, Ондатре было не интересно. Ухватив здоровяк, он поволок его прочь из норы. Его приятели не стали вмешиваться, только прожигали опасными взглядами, но Ондатра не боялся их. Вооруженный копьем, он мог без труда раскидать толпу и поопасней.
Кинув здоровяка в знакомую канаву, он вернулся к своему посту. Последствия потасовки шустро прибрали, хозяин поспешил замять произошедшее выпивкой за счет заведения. Народ здесь был не из пугливых и быстро вернулся к своим занятиям.