Они покинули дом, когда красное солнце склонилось к горизонту, и утомительная дневная жара отпустила город. Асавин вышел из-под козырька парадной, приложил ладонь ко лбу, посмотрел на облака, которые принесло с запада. Серые, всклокоченный и тучные, быть дождю. Асавин улыбнулся. Прекрасное время чтобы купаться в море. Вода сверху, вода снизу, а посредине — вода жизни, облаченная в оболочку плоти. Он двинулся по узкой улочке, затесавшейся между рядами трех-четрехэтажных длинных домов с красными черепичными крышами. Квартал Звонарей был не самым плохим, несмотря на расползающиеся молнии трещин по стенам, корявые узкие дороги, где густо пахло нечистотами, помоями и гниющей на солнце рыбой. Здесь солнце относительного благополучия еще нет-нет, но освещала дома. Небогатые ремесленники селились в этих ласточкиных гнездах, создавали семьи и плодили ту кровь, что текла по жилам города. Асавину казалось, что стоит приложить ухо к стене — непременно услышишь ровный пульс и спокойное дыхание Ильфесы. Ставни отворялись, впуская в жилища вечернюю прохладу, потянуло сладковатым запахом эфедры из ближайшей питейной. Где-то далеко звенела расстроенная мандолина, скрипела телега и торговка хрипло предлагала персики. В маленькой часовенке Его Благодати зазвонили колокола. Мерный звук отражался от стен, расплывался в густом воздухе, обволакивал Асавина. Сейчас благочестивые пойдут на вечернюю молитву, а им надо ниже и дальше, в самую настоявшую Гаялту, темный ледяной ад.
— Скажи, Асавин, почему ты не красишь волосы басмой? — внезапно спросил Тьег. — Разве так было бы не проще для тебя?
На мгновение блондин задумался. Действительно, покрась ему волосы, и он будет похож на любого другого смуглого ильфесца, а голубые глаза… Подумаешь.
— Все верно, — кивнул Асавина, уступив место дородному парню с котомкой сушеных трав. — Светлые волосы слишком приметны… Однако, если я покрашу их, я могу кое что забыть…
“Забыть, что за поганая кровь течет в моих жилах. Забыть обещание, что дал над трупом матери”, - думал Асавин, не выдавая невеселых мыслей. Он обернулся к Тьегу:
— Как бы умный человек не пытался искоренить в себе все эмоциональное барахло, но оно — часть человеческой натуры. Наши переживания — вот что делает нас нами.
Судя по взгляду, парень не понял ровным счетом нихрена, но это заставило его на время заткнуться. Дорога к тому времени вывела их на Крабий спуск. Здесь брусчатка спускалась с пологого холма между домами, и когда шел дождь, потоки грязи и дерьма со всего города отвратительным водопадом стекали с него, омывая Мусорную стену — грандиозную свалку прямо в черте города, за которой начинался район Угольного порта. Асавин порадовался, что они с Тьегом обогнали дождь на несколько часов.
— Воняет, — парень поморщил свой аристократический нос, — но я все равно рад, что ты позволил мне прогуляться. Я всерьез опасался, что ты решил убить меня книжной пылью.
“О, я убил бы тебя иначе”, - подумал Асавин, а вслух сказал:
— Какие горькие слова, мой друг. Я думал, ты будешь в большем восторге от книг. Многим они даже не по карману.
— Ненавижу читать, — фыркнул парень. — Сразу вспоминается старый учитель. Он бил меня розгами!
— Надо же! — Эльбрено неподдельно удивился. — Мне казалось, что с особ такого пошиба должны сдувать пылинки …
— Старый хрыч учил не одно поколение Обраданов, — пробурчал парень. — Двор питал к нему большое уважение, а отец считал, что телесные наказания прибавят мне ума.
Асавин рассмеялся:
— Битье розгами — разве ж это наказание? В детстве мальчишки и похлеще наказывают самих тебя, не проронив ни единой слезинки.
“Посмотрел бы я, хлещи тебя отец подпругой”, - подумал блондин, и поясница непроизвольно заныла.
— О да, — фыркнул Тьег. — Уж лучше розги, чем бесконечные вечера в компании Треолара и пыльной братии.
— Треалора, — поправил Эльбрено. — Я тебе книги не развлекаться дал. Ты у нас студент, а значит парень неглупый, образованный, начитанный.
Собеседник скорчил кислую мину.
— Не понимаю, как можно просиживать штаны за книгой, когда мир полон приключений? — в сердцах воскликнул юноша.
— Мир полон приключений, говоришь? Иногда они заводят в такие мрак и безысходность, что начинаешь отчаянно цепляться за то немногое, что способно подарить крупицу радости. Если бы тебя внезапно заставили жить, как свинью, в хлеву и батрачить, как ишака, пока твоя спина не переломится… Я бы посмотрел, что бы ты тогда сказал.
В его словах прозвучало больше горечи, чем Асавин хотел бы показать, поэтому он смазал реплику хитрой ухмылкой. Можно срезать клеймо каторжника со своей кожи, но из сердца оно не сотрется никогда. Мальчишка снова ничего не заметил. Его увлекали улицы, крики людей и запахи.
— Не могу поверить, что ты все это прочел… Там же целая библиотека.
“Целое состояние ”, - мысленно поправил его Асавин.
— Пока ты молод и свеж, можешь наслаждаться поверхностью жизни, но с возрастом хочется все больше глубины, — ответил он. — Неужели не интересно, что там, за стеной города? В других государствах, землях и чужих головах? Начитанному человеку всегда есть, что сказать, мой дорогой мальчик.
— Однако Уна заткнула тебя за пояс, — хохотнул Тьег.
Паскудный мальчишка! При упоминании девушки в груди полыхнуло жгучее желание. Он не одну ночь вспоминал ее рыжие волосы, хриплый голос и дерзкие зеленые глаза исподлобья. Тело хотело хорошенько отыметь ее, разум кричал держаться от нее подальше. Эльбрено почти не сомневался, что дамочка никто Адиру, но это хрупкое «почти» пьянило похлеще кижары.
— Уна обладает природным талантом, — парировал Асавин. — Он нередко встречается, особенно среди женщин. Этот талант называется Змеиный Язык.
— Но признайся, этим языком она тебя и окрутила, — Тьег панибратски толкнул блондина локтем под ребра. — Я удивлен, что ты до сих пор не кинулся обтирать ее пороги, фонтанируя изящными книжными цитатами.
Асавин остановился и посмотрел на парня так, что тот притих. На его лице все еще была улыбка, но глаза стали холодными, словно надвигающиеся дождевые тучи.
— Будешь волочиться за женщиной как собака — будешь получать собачьи подачки, — ответил он. — Мне не нужны подачки, Тьег.
Мальчишка ненадолго притих, словно обдумывая все сказанное. Они, наконец, миновали Крабий спуск, и Мусорная стена предстала во всей своей гротескной красе. Тьег задрал голову и приоткрыл рот, разглядывая ее. Отходы громоздились кручами по семь-восемь футов в вышину и, говорят, с каждым годом эти горы все расширялась и увеличивалась. Кто-то называл ее язвой на теле города, рассадником вони, болезней и крыс, кто-то — большим нищенским кладбищем, ведь всем известно, что покоиться в Некрополе стоит недешево. С каждым дождем потоки зловонной жижи стекали с нее во все стороны, отравляя источники воды, а ветер разносил вонь в соседние кварталы. Год от года ее пытались разобрать, но на месте очищенных участков мгновенно возникали новые, и чиновники сдавались, считая это слишком затратным. В районе Угольного порта было забавное поверье, что однажды стена поглотить весь город, а некоторые всерьез считали, что в ее зловонных недрах вылупляются всякие страхолюды. Что не мешало, однако, всем районом азартно побираться на ее скользких гребнях.
— Ничего себе вал, — протянул парень. — Здесь что, когда-то шли уличные бои?
Асавин одобрительно хмыкнул.
— Шли, идут и будут идти. Район Угольного порта — это город в городе, и властям это не нравится. Время от времени они посылают войска зачистить его. Показуха, но кровь проливается самая настоящая. Здесь живут те еще монстры в обличье людей…
— Куда ты меня ведешь? — Тьег подозрительно сощурился.
— Не бойся, — успокаивающе улыбнулся Асавин, — мы не станем углубляться в эту навозную кучу, пройдемся по верхам.
Он провел парня петляющими дорожками к ближайшему проходу в стене. Асавин знал каждый из них, как и пути отступления в случае облавы. Местные представляли большую опасность. Эльбрено расстегнул дублет, расшнуровал рубашку, чтобы было лучше видно обмотанную вокруг шеи ржавую цепь, и надел на большой палец перстень с дешевым красным стеклом. Его окутал бессловесный язык условных сигналов. Тьег вылупился на него во все глаза: