Другие дети явно робели подходить к Эстеву.
— Хорошо, — слегка улыбнулся пекарь. — Только натер мозоли…
— С этим тебе к коновалу. Зайди к нему после проповеди.
“Проповеди? Надо же”, - удивился Соле.
— А какая у тебя работа, Зяблик? — спросил он у мальчика.
Тот напыжился:
— Секретная. Но тебе я, так и быть скажу, — он заговорчески шепнул Соле. — Я — глаза и уши Морока.
Хмыкнув, пекарь покивал головой. Снова этот Морок.
Получив свою порцию варева, он сел за стол вместе с мелюзгой. Те щебетали вокруг напыжившегося от гордости Зяблика. Небось, восхищались его храбростью, раз тот так свободно разговаривал с Эстевом.
Узкоглазый старик, опираясь на кривую клюку, прошелся между столами.
— Досыта ешьте, дар собственных рук вкушайте, — нараспев произнес он. — Силы для рывка копите. Клыки и зубы точите. С каждым днем сильней становитесь, праведным гневом кипите, чтобы однажды отнятое забрать. Что у нас отняли?
— Имя человеческое, — пробормотала толпа.
— Что у нас отняли?
— Облик человеческий.
Эстев удивленно обернулся, вглядываясь в лица сидящих. В прошлой жизни он бы ни за что не остался с ними под одной крышей.
Стук палки по земле, мерный, успокаивающий.
— Они о Всеобщей Благодати глаголят. Они черным рясам молятся, в мертвого бога верят. Пока они звон колоколов слушают, мы крепчаем. Пока они за грехи свои звонкой монетой платят, мы к битве готовимся. Каждый день, капля по капле, мы точим камень векового трона, на костях тех, кто хотел свободы. Время мертвых богов уходит.
За такую проповедь, сказанную на одной из площадей Ильфесы, старика бы публично казнили. Его слова попирали священную веру, и Эстев чувствовал негодование. Как смеют эти оборванцы так отзываться о Его Благодати? Это он-то мертвый бог?
— Время наше придет. Время, когда звери вернут человеческие имена и заживут как люди. Время, когда люди перестанут молиться мертвецам.
— Да будет так, — отозвалась толпа.
Эстев подождал, когда народ немного разбредется, чтобы подойти к старому лекарю. Тот сел на кособокую скамейку рядом со своей хижиной и забил длинную тонкую трубку.
— Извините, господин Аринио, — сказал толстяк, — можно ли попросить что-нибудь от мозолей?
Старик чиркнул огнивом, поджигая табак в чашечке. Потянуло чабрецом. Его молчание затянулось.
— Ээээ… простите? — спросил Эстев. — Можно мне…
— Я с первого раза все прекрасно слышал, — старик выпустил клуб дыма. — Ты слишком суетишься. Рядом сядь-ка. Куришь?
Эстев отрицательно помотал головой, но на скамейку все-таки сел. Отсюда хорошо было видно, как мальчишки собирают грязные миски и драят котлы.
— Чем больше бегаешь и суетишься, тем меньше видишь, — старику выпустил дым из ноздрей. — Тебе еще предстоит поработать над репутацией, но в этом мы тебе поможем.
— Об этом я тоже хотел поговорить, — побормотал Эстев, — ведь я никого не убивал.
Глаза старика еще сильней сощурились.
— Ты любишь жизнь?
— Конечно.
— Тогда даже не заикайся, что не убивал Его Благодать. Тебе придется самому в это поверить, иначе мы с Дуаном и Мороком превратим тебя в шагающий труп, умеющий только пускать слюни и рассказывать истории о своем преступлении.
Эстев сжался от ужаса. Пусть сказано это было будничным тоном, но не оставалось никаких сомнений: они действительно могут это сделать.
Караульные на воротах крикнули, ворота со скрипом распахнулись, впуская всадника. Серый в яблоках конь казался продолжением сумерек, а одетый в черное мужчина — продолжением коня. У левады он ловко спешился. Рихард тотчас подхватил лошадь под уздцы.
— Проверь подкову. Кажется, отвалился гвоздь, — распорядился незнакомец. — Не хочу, чтобы она охромела.
— Стееелаю, — протянул Рихард, уводя серую кобылу.
Народ вокруг оживился, приветствую всадника в черном. Тот подошел к скамье, находу снимая перчатки. Он был не очень высок, худощав, с длинным остроскулым лицом. Черная одежда контрастировал с бледной кожей. Собранные в хвост черные волосы были под цвет внимательных глаз и густых бровей, которые выгнулись в вечной насмешке.
Эстев приподнялся со скамьи, чтобы поприветствовать подошедшего.
— За мной, — коротко кинул всадник, опередив толстяка на секунду. — Надо поговорить.
Голос у него был смутно знакомый.
Всадник повел Эстева в глубь лагеря, к гротескного вида постройке, больше напоминающей домик на дереве. Сбоку крепилась шаткая деревянная лестница. Заткнув перчатки за пояс, всадник ловко вскарабкался наверх словно паук. Эстев помедлил, неуверенно поглядывая ему вслед. Тот свесил голову:
— Не стой столбом! Я не собираюсь ждать тебя до следующего Восшествия.
Зловещие нотки в его голосе напугали пекаря. Сглотнув комок, Эстев вскарабкался по лестнице, стараясь не смотреть вниз.
Наверху его ожидал небольшой домик с верандой. Всадник сделал нетерпеливый жест, скрываясь за дверью.
— Когда я велю что-нибудь делать, нужно бежать и делать, понял? Не люблю тратить время на болванов.
Эстев испуганно кивнул.
— И не трясись, смотреть противно, — скривился парень в черном. — Ты знаешь, кто я?
— Морок, — почти прошептал Соле.
— Хорошо, голова у тебя работает, — брюнет кинул плащ на смятую постель, оставшись в просторной черной рубахе и узких штанах. Из ножен на поясе выглядывал витой эфес, а рядом виднелся короткий хвост нагайки. От него пахло конским потом и горькими травами. — Я бы предпочел, чтобы она у тебя продолжала работать.
— Зачем вам я? — робко спроси толстяк.
Морок усмехнулся.
— Узнаешь, если не разочаруешь. Пока от тебя требуется не так уж много. Выполнять работу, притираться. Аринио проследит за тобой и научит… многому.
Эстев понял, что ответов, пожалуй, сегодня ждать не придется, но все равно не устоял перед соблазном.
— Это вы убили Его Благодать? — спросил он.
По телу Морока, словно по глади озера, прошла мелкая рябь. Пекарь потер глаза. Что это еще за наваждение? Морок хватил его за воротник и сжал так сильно, что почти перекрыл воздух.
— Слушай очень внимательно. Это ты убил Его Благодать, если будешь распространяться о чем-то другом, мне придется…
Договорить ему помешал громкий хлопок выстрела и гомон.
— Это что еще? — пробормотал он, выбегая из своего гнезда.
В густых сумерках подступающей ночи прогрохотало еще несколько выстрелов, затем раздался вскрик, и Эстев увидел, как один из караульных упал с ворот, а во внутреннем дворе Цитадели мелькнули шустрые тени чужаков. При свете факелом сверкнула сталь.
Чертыхнувшись, Морок ловко, как куница, слетел вниз по лестнице. Одна из теней метнулась к нему, выставив вперед короткий прямой клинок. Морок гибко увернулся, буквально обтек сталь, словно бесформенная чернильная клякса на мокром стекле. Шух! — из ножен выскользнула шпага, а в другой руке воздух стегнула туго сплетенная нагайка. Ее утяжеленный наконечник ударил нападающего по лицу, перебив нос, а следом под ребра скользнула сталь, извлекая из жертвы протяжный хрип.
Факелы выхватывали стычки по всему двору. Гром от выстрелов осел, превратившись в скрежет, топот и сдавленные проклятия. Из конюшни выскочил Рихард, вооруженный лопатой, и почти сразу положил чужака, удачно рубанув того по шее. Лопата глубоко вгрызлась в плоть, брызги окропили лицо конюха, превратив на мгновение в оскаленного зверя. Старик Аринио невозмутимо обезоружил другого мечника. Завладев клинком, нерсианин кинул клюку и перешел на фехтование, словно родился с мечом в руках. Яркая кисточка, привязанная к рукояти, плясала, отвлекая внимание от острия.
Эстев распластался на полу веранды, напуганный происходящим. Один из напавших ломонулся прямо к лестнице. Зажав меч в зубах, чужак начал карабкаться наверх, прям к Эстеву. Он проделал полпути прежде, чем его заметил Морок. Брюнет швырнул свой меч, и тот вошел прямо промеж лопаток карабкающегося. Тело грузно рухнуло вниз, похоронив под собой шпагу Морока. Заметив, что вожак остался без оружия, чужаки насели на него, заставив защищаться нагайкой и постепенно отступать. Как назло никто сейчас не мог прийти ему на помощь. “Будет нехорошо, если он умрет из-за меня”, - подумал Эстев, и вместе с уколом совести почувствовал странный прилив отваги. Воспользовавшись тем, что про него все забыли, он осторожно пополз вниз по лестнице, надеясь добраться до шпаги прежде, чем враги доберутся до Морока. Шаг, еще шаг… Эстев опасливо оглянулся по сторонам, следя за танцем вожака. Нечеловеческие гладкие движения, идеальный баланс тела, рефлексы кота, но врагов было слишком много. Треск вспоротой материи, и брюнет зашипел от боли. Медлить было нельзя. Эстев прыгнул с лестницы, неуклюже приземлившись рядом с трупом. Перекатившись, перевернул тело и вырвал меч из лопаток, побежал…