Когда наступил вечер, и Керо принес неизменный кувшин эфедры, Итиар была странно молчалива. Волосы падали на ее лицо, а глаза были красными, как ее одеяние, и влажно блестели. Ондатра наклонился, чтобы как следует осмотреть ее лицо и найти на нем подсказку, что с ней происходит.
— Ты болеть? — предположил он.
Она отрицательно замотала головой, вдруг скривила губы и нос, из глаз у нее брызнула вода и потекла по щекам. Ондатра встревожено чирикнул:
— У тебя вода!
Итиар шумно вдохнула воздух, отчего в носу у нее хлюпнула, и сказала:
— Со мной все хорошо, но… — наклонив голову, она тихо добавила. — Я порвала струны на леаконе. Две за раз. Они были уже старыми, я разыгралась, — она снова шмыгнула носом. — Запасных у мня нет и нет денег купить новые. Эсвин пригрозил, что если до завтра я не решу эту проблему, то придется… — лицо у нее скривилось, и снова полилась вода. — Буду по-другому долг отрабатывать.
Выглядела она сейчас беззащитно, словно ее уже отломили от корешка и понесли куда-то, где она совсем не хочет находиться. Помочь ей тоже было некому. “Кроме меня”, - мелькнуло в голове у Ондатры. У него не было денег, и он знать не знал, где раздобыть эти самые струны, но если он этого не сделает, что Итиар будет несчастной. Наверное, они перестанут разговаривать, а, может, она и вовсе исчезнет из Гнезда. За месяц он успел привязаться к ней и к этим теплым разговорам по вечерам.
— Я помоть, — сказал он, положив ладонь поверх ее сжатых в кулаки рук, прижатых к груди.
Она вздрогнула от неожиданности и вдруг вцепилась в его ладонь, не испугавшись тонких перепонок между его пальцами.
— Как?
Он наклонился к ней.
— Не знать, но ты не бойся, я рещить, — шепнул он. — Мне нузно уходить, быстро. Надо успеть. Хорошшшо?
Она слегка улыбнулась, услышав теплое шипение знакомого слова, и вдруг потерлась щекой о его ладонь.
— Хорошо. Я верю, что ты поможешь.
Ондатра вынырнул на улицу и запрокинул голову в светлеющее небо. Он не знал, где раздобыть денег или купить струны, но знал как минимум двоих, кто мог бы ему помочь.
В племени жизнь начинала кипеть с самого раннего утра. Еще до рассвета дежурные отправлялись на рыбалку, чтобы с первыми лучами принести бочки свежей живой рыбы к утреннему подношению крови. Набитый соломой цветной тюфяк Ондатры давно скучал по своему хозяину. Он редко возвращался в свою норку, чтобы поспать на нем. Чаще всего дремал прямо на работе, за столом. Это его нисколько не огорчало, разговоры с Итиар были ему теперь гораздо милей сна в душной норе. Но он пришел не отдыхать, а найти своих братьев.
Он нашел их в знакомом углу, возле бочки с рыбой. Вместо приветствия, сразу выловил рыбешку посочней и раскусил пополам, наслаждаясь вкусом крови.
— И тебе здравствуй, — пробормотал Буревестник.
На его теле виднелись свежие кровоподтеки. Опять подрался с кем-то не по статусу.
— Здравствуйте, — сказал Ондатра, проглотив остатки рыбы. — Я вас ищу. Нужна помощь.
Дельфин усмехнулся:
— Как старейшина работу тебе поручил, такой важный стал, перестал совсем с нами разговаривать. Мы теперь тебе не ровня?
Ондатра почувствовал едкий укол этих слов, словно под кожу впились зазубренные иглы морского ежа. Так просто не вытащить, глубоко вошли.
— Нет, — ответил он, — вы были и будете моими братьями. Я перед вами виноват, совсем с вами не разговаривал все это время. Ваша злость оправдана, и я прошу простить меня. Впредь я обязуюсь больше так не пропадать и уделять внимание своим братьям.
— Так-то лучше, — оскалился Дельфин. — Зло держать — тухлую рыбу жрать. Мы на тебя не злимся, что ты. Всего лишь избили бы тебя до беспамятства и были б в расчете.
Ондатра выпучил глаза. Буревестник разразился трелью смеха, Дельфин фыркнул сквозь зубы.
— Да ладно тебе, пошутить уже нельзя, — он толкнул друга в грудь. — Что там у тебя стряслось? Почем тебя так давно не было видно?
— Помните, я рассказывал, что встретил на пляже человеческую самку, которая странно пахла? Я увидел ее вновь, там, где работаю. Мы с ней подолгу разговариваем. Она рассказывает мне о людях, а я ей о племени. Мне очень нравятся эти разговоры, с ними я потерял счет времени, вот и не виделся с вами.
Теперь настала время братьев выпучить на него глаза. Вздохнув, Ондатра продолжил:
— Да, так все и есть… Ей нужна помощь, а помочь могу только я. Нужно купить новые струны для леакона.
— Что такое леакон? — спросил Буревестник.
— Что такое струны? — спросил Дельфин.
Они сказали это одновременно, их фразы смещались в какофонию звуков, и Ондатра понял, что объяснять им сейчас — терять зря время.
— Не важно, — ответил он. — Важно то, что это человеческие предметы, которые стоят человеческих денег. Племя тоже ведет дела с людьми, значит, где-то у нас должны быть и деньги людей. Я прав?
Братья переглянулись.
— Старейшина хранит у себя мешок желтой чешуи, — сказал Дельфин. — Однажды я залез проверить, что это, но она была твердой и несъедобной. Это оно?
— Да, — кивнул Ондатра. — Люди обмениваются желтыми кругляшками. Мне они нужны.
— Не выйдет, — шепнул Дельфин. — Старейшина у себя.
Ондатра напряженно сжал зубы, и Буревестник неожиданно зло зашептал ему:
— Ты хочешь забрать что-то у старейшины? Ты нахлебался отравленной воды? Он убьет тебя, если узнает, или, хуже того, изгонит! В племени так не принято! И ради чего? — он презрительно фыркнул. — Ради человечки! Она ведь тебе не сестра, она не нашей крови!
— Ты права, она не нашей крови, — прорычал ему Ондатра, — но ели я этого не сделаю, то сам буду как выброшенная на берег рыба.
Буревестник оторопело посмотрел на него:
— Ты сошел с ума.
— Тише, братишка, — улыбнулся Дельфин. — У нашего друга первый гон. Он безжалостен как шторм на море. Вспомни свой первый раз, много ли умных поступков ты тогда совершил?
Буревестник приоткрыл рот и тут же шумно захлопнул.
— Я помню. Но к человеку?…
— Самок среди нас нет, все остались на Нерсо, — невесело усмехнулся Дельфин. — А гон… Он беспощаден и не может остаться без цели…
— Это не гон, — возразил Ондатра — Просто… мне очень нравится с ней разговаривать, я привык к ней. Поэтому если она пострадает, мне будет больно.
— Называй это как хочешь, — снисходительно улыбнулся Дельфин. — Например, близкой дружбой. У людей есть много слов, чтобы описать эту странную непреодолимую тягу, что возникает внезапно, словно коварный риф. Когда видишь ее и понимаешь, что именно с ней хочешь вывести потомство, преследуешь ее как добычу, доказываешь, что достоин, и чувствуешь себя убитым, когда она отвергает тебя. Это и есть гон.
— Гон есть и у людей? — удивился Ондатра.
— Они по-другому его называют, — Дельфин поморщился, вспоминая. — Любовь, страсть… Но люди другие, братишка, — он покачал головой. — Я бы не рассчитывал на взаимность, не говоря о том, что совместного потомства с человеком вывести невозможно…
Ондатра помотал головой.
— Причем тут размножение, Дельфин? Меня это сейчас не интересует. Мне просто надо ее спасти.
Братья снова переглянулись, посмотрели друг на друга многозначительными взглядами, затем Дельфин вздохнул:
— У меня есть идея, но она вам вряд ли понравится…
Он в двух словах изложил, что необходимо сделать.
— Это опасно, — сказал Ондатра. — Я сделаю этосам.
— Нет, — отрезал Буревестник. — А если ты сильно пострадаешь, кто поможет твоей человечке? Только зря потеряешь кровь. А вот я… все знают, что я безумный драчун. Так что это сделаю я.
— Не будем спорить, — вставил Дельфин. — Только зря тратим время. Буревестник вызывает на поединок, я нахожу желтую чешую. Это все. Силы нашим красным зверям.
Помешкав, Ондатра согласно кивнул. Дельфин и Буревестник были по-своему правы. В это мгновение молодой охотник почувствовал признательность своим братьям.
Буревестник сделал вдох, шипящий выдох сквозь острые зубы, затем выпрямился, вышел на середину общего зала и проорал:
— Эй, старейшина, вызываю тебя на поединок! За право главенства!