Я хочу, чтобы он попробовал меня на вкус. Я хочу, чтобы он почувствовал меня. И когда я раздвину свои бедра и обхвачу его член своими скользкими стенками, я хочу, чтобы он кончил для меня. Я отчаянно целую его, наши языки сцепились в жестокой борьбе за доминирование. Он кусает мой холод с обжигающим жаром. Он встречает мою мягкость с непреклонной твердостью. Он проглатывает мое безумие и поддерживает во мне стабильность.
Когда он отстраняется, ровно настолько, чтобы пригвоздить меня своим диким, серебристым взглядом, он спрашивает:
— Что такое?
Я отвечаю ему тем, что дергаю его за рубашку, требуя снять ее. Да, прямо здесь, при минусовой температуре, под перламутровым полумесяцем, на краю забегаловки в самом центре города, я нуждаюсь в нем, как в воздухе. Словно моя жизнь, и моя смерть зависят от этого.
— Иден, что ты делаешь?
Я перевожу взгляд от ширинки его джинсов.
— Хочу тебя. — мой голос доносится, словно издалека, напоминая пустое, никчёмное эхо.
Он накрывает мои руки своими, но не отталкивает меня.
— Здесь, снаружи? Нас может кто-нибудь увидеть.
Я отбрасываю его руки прочь.
— И что. Пусть смотрят. Крисиз все еще здесь? — Еще один рывок за пояс. Вижу вспышку ярости в его глазах.
— Он ушел.
— Отлично.
— Иден…позволь отвезти тебя домой.
— Нет. Ты нужен мне сейчас. — я смотрю на него умоляющими глазами, полными слез. — Ну пожалуйста! Просто…прошу?
Легион смотрит на меня долгими мучительными секундами, нахмурив брови в недоумении. Затем обжигающий огонь захватывает мои запястья, и я оказываюсь в воздухе, наблюдая, как кирпич и бетон сливаются в расплывчатые пятна красного и серого. Моя спина ударяется о ледяную стену с такой силой, что у меня стучат зубы. Ногами я обхватываю его вокруг талии, и я чувствую, как его обтянутая джинсами твердость пульсирует между моего лона. Легион целует меня, питая жаром и безумием, и подавляя мое здравомыслие каждым преднамеренным движением его языка. Он вдавливается мне в живот, и трение моих трусиков о холмик, посылает боль вверх и вниз по моим бедрам, которая, кажется, излучается в мой живот.
Я протягиваю руку между нами, чтобы освободить Ли от брюк, в то же время он работает над ширинкой моих джинсов. Ему требуется всего несколько секунд, чтобы поставить меня на землю, сдернуть их и развернуть так, чтобы моя грудь оказалась прижатой к твердому, холодному кирпичу. И со стоном, который грохочет в его груди так же, как и в моей, он толкается внутрь меня сзади. Я протягиваю руку назад и сжимаю волосы у него на затылке, когда Ли яростно вонзается в меня, заставляя давление вокруг узла в моем животе дико пульсировать. Я чувствую это…я чувствую его там. Растет, пульсирует, живет, умирает.
Он не разговаривает со мной. Он не спрашивает, хорошо мне. Он просто прижимает меня к стене в переулке, как дикое животное, которым он и является. И я люблю каждую гребаную секунду этого. Потому что прямо сейчас он чертов Эдем для меня. Он не занимается любовью с ангелом, которого любил так сильно, что променял Божью милость на билет в ад в один конец. Он трахает своенравную девочку с мишенью на спине, которая только что узнала, что ее последняя надежда на настоящего родителя была ложью.
Я кончаю, как гроза, обрушивая ливень насилия и страсти. Легион следует за мной вплотную, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи. Я прижимаю Легиона к себе, пытаясь впитать его тепло, упиваясь его ароматом выжженной земли, полуночного жасмина и огня. Его имя поет в моей крови. Оно вырезано на моих костях. А теперь я хочу, чтобы он был вытравлен по всему моему телу.
Неловкость висит плотным облаком, когда Ли выходит из меня. Холод покалывает крошечные мурашки на моих голых бедрах и заднице, хотя Легион быстро наклоняется, чтобы натянуть мои джинсы обратно на мое тело. Он не смотрит на меня, но я не знаю этого наверняка, учитывая, что я тоже не смотрю на него.
— Проголодалась? — спрашивает он, пока поправляет одежду.
Я приглаживаю волосы и натянуто улыбаюсь ему.
— Нет. Я в порядке.
— Ладно. Мы должны вернуться домой.
Он берет меня за руку, переплетает наши пальцы и выводит из переулка. Хотя он был внутри меня всего несколько минут назад, этот акт кажется мне неловко интимным.
— Иден? — голос явно женский, но хриплый, словно после плача. Или крика.