По иным толкованиям, имя Яхве связывалось с малоизвестным финикийским божеством Йево в силу схожести имен. Но Йево был скорее всего морским божеством, его удел – насылать бури и будоражить морскую гладь разрушительными волнами; прибрежный поселенец и мореход видели в нем не друга, а посягателя на свою жизнь. Йево куда ближе бог моря и водной стихии Йамму из Древнего Угарита – блестящей семитской цивилизации II тысячелетия до н.э., что предшествовала финикийской. Ее остатки можно увидеть теперь на севере Сирии возле города Алеппо. Йамму мы еще упомянем совсем скоро, сейчас же, наверное, стоит согласиться с выводом Майкла Гранта, что Бог Моисея – это некий синтез «Бога Отцов», которому поклонялись евреи со времен Авраама, с угаритскими (ханаанейскими) Илу (Элом) и Балу (Баалом). Но Майкл Грант явно поскромничал и обделил своим вниманием древнеегипетский пантеон.
Несмотря на обилие богов, над всеми ними незримо властвовало верховное божество по имени Нетер. Позднее всех египетских небожителей стали величать нетерами, но присутствие Единого Бога, как свидетельствует Уоллис Бадж в «Египетской религии», «самосущего, бессмертного, невидимого, вечного, всезнающего, всемогущего, непостижимого, творца неба, земли и подземного мира, создателя моря и суши, мужчин и женщин, животных и птиц, рыб и пресмыкающихся, деревьев и растений, а также бестелесных существ – вестников, исполняющих его волю и слово» ощущается в верованиях древних обитателей Египта с незапамятных времен. Это дает основание великому английскому ученому полагать, что египтянам изначально была присуща склонность к единобожию. Слово «нетер» Уоллис Бадж склонен трактовать, как «сила», «мощь», возможно, как «возрождение», «возобновление». Именно это слово, по его мнению, использовали переводчики Священных Писаний для обозначения понятий «Бог», «Господь». Согласно египетской мифологии, первым богом стал Атум. Он возник из первобытного Хаоса – океана по прозвищу Нун, а затем, создал все сущее, совсем как в Библии. Правда, в изложении египтян весь процесс созидательных потуг Атума запечатлен более обстоятельно, нежели в Первой Книге Моисеевой. Несколько позже Атума стали величать богом Солнца Ра, часто соединяя оба имени в одно Атум-Ра. Через какое-то время к ним присоединился третий, звали его Хепри; эта солнечная троица стала воплощать наше светило в различных своих ипостасях: Атумом Солнце становилось в утренние часы, в дневное время оно было Ра, а в предзакатные мгновения обращалось в Хепри. Когда Ра постарел, он завещал свой трон Владыки Мира богочеловеку Осирису, а сам удалился на покой, просто странствовать по небу в Ладье Миллионов Лет. Но Ра не остался совсем безучастным к тому, что происходило в его бывшей вотчине, сами боги наделили его функциями партиарха (или судьи), к нему обращались по всем спорным вопросам и его последнее слово было законом даже для Осириса. Можно предположить, что соединение первобытного океана Нун, восставшего из него силой своей воли бога Атума-Ра и того временного момента, когда он это делал, весь этот тройственный символ вечного сотворения и есть воплощение верховного божества Нетер, о котором говорил Уоллис Бадж.
Незадолго до Моисея в Египте уже случилась попытка установить культ единого бога. Правда, речь идет не о Нетере. В 1419 году до н.э. в Фивах взошел на царство фараон Аменхотеп IV. На шестом году своего правления он приказал величать себя Эхнатоном, перенес столицу в новый город Ахетатон (Горизонт Атона) и лишил духовной власти фиванских жрецов верховного на ту пору бога Амона. Амон, как и Ра, был богом солнца, часто имя его так и произносилось – Амон-Ра. Во времена предыдущих правлений фиванские жрецы добились ничем не ограниченного влияния, сам фараон вольно или невольно стал заложником их наставничества, часто из сфер небесных перетекавших на дела мирские. Еще при Аменхотепе III, отце Эхнатона, в качестве нового бога солнца появляется Атон. В отличие от Атума, Ра, Хепри и того же Амона Атон уже не предстает в человеческом облике с головой животного, он полностью есть солнечный диск и в таком виде ему необходимо поклоняться. После смерти Аменхотепа III его наследник с поистине солнечным пылом стал насаждать культ Атона, назначив самого себя его верховным жрецом. При этом управители культа бараноголового Амона-Ра (баран был символом Амона) остались не у дел. Пойдя на конфликт с могущественным фиванским жречеством, Эхнатон не только в очередной раз использовал извечный принцип «разделяй и властвуй». Его умом действительно завладела мистическая идея веры в одного бога, наместником и пророком которого на земле надлежит служить фараону. По поводу того, кем был в итоге этот единственный бог – просто верховным божеством, которого возвысила над другими богами воля благоволившего к нему фараона, или Эхнатон видел в нем прообраз будущего Яхве, мнения ученых и простых пытателей Истины, естественно, разделились. Лоренс Гарднер в «В Чаше Грааля и потомках Иисуса Христа» не сомневается, Атон – это Яхве. Мало того, Гарднер пошел гораздо дальше, объявив, что и сам Эхнатон не кто иной, как Моисей. После 19 лет правления он не умер, а был изгнан по причине неприятия нового бога и укрылся от своих преследователей на Синае. Дальнейшее нам известно. Напротив, французский египтолог Кристиан Жак в своей увлекательной книге «Нефертити и Эхнатон» сомневается, что сей египетский фараон, живший за столетие до Моисея целиком предвосхитил концепцию Сущего и Всемогущего Господа Бога, а Моисей, в силу своей посвященности во все египетские таинства, лишь воспользовался ею на практике. Жак не исключает, что Эхнатон и его идеи были хорошо известны Моисею, какими-то из них он мог даже воспользоваться (аналогии прослеживаются), но все-таки до логического завершения понятие Единого Бога довел именно Моисей. Тем не менее, Жак сходится во мнении с Уоллисом Баджем о присутствии в египетской религиозной мысли веры в Единого Бога с самых своих начал, и что истоков иудаизма и христианства нам никогда не понять, если не повернуться лицом к древнеегипетской духовности. Касаемо утверждения об одноликости Эхнатона и Моисея, Кристиан Жак, с выправкой истинного ученого, никоим образом с ним не соглашается; хотя, если применить метод академика Фоменко, то последователь такого взгляда Лоренс Гарднер может оказаться не столь уж далеким от истины.