Если Божье слово еще можно представить в виде света, то имя Господа (вернее, правильное его произношение) столь же скрыто от ушей непосвященного, как и облик – от глаз его. Лишь Моисея наградил Бог истинным его звучанием и то, если бы не странная дерзость, которую, в изложении Иосифа Флавия, проявил Моисей, узнал бы он его когда-нибудь – неизвестно. Возле священной горы Хорив раскинулось отличное пастбище, по местному поверью, принадлежавшее некоему божеству. Кроме того, оно не просто владело пастбищем, оно там и жило. Ни один пастух не решался пустить туда свое стадо. Как на это сподобился Моисей – при первом прочтении тоже непонятно. Едва его овцы начали щипать сочную траву (хотя реальный Моисей – египетский жрец даже под принуждением смертью не мог опуститься до унизительной и презираемой пастушеской доли), как ярким и доходящим до небес пламенем загорелся известным нам куст, а гневный голос из глубин его отчитал Моисея за неуважение к святыням и повелительно отослал как можно дальше от пламени, поскольку ему «богобоязненному человеку и потомку великих мужей» надлежит «удовольствоваться виденным, а не стараться глубже проникнуть в смысл всего этого». Если предположить, что Моисей умышленно вступил в недозволенную местность (естественно, без овец), причем на глазах у свидетелей (тех же пастухов, что пасли свои стада неподалеку), он, как жрец и маг в одном лице, способен был сотворить действо с загоранием заранее выбранного и предварительно подготовленного растения, подобное тому, что устраивают факиры – глотателя огня или горящие синим пламенем каскадеры в художественных фильмах. Иосиф Флавий подчеркивает – Моисей достаточно близко подошел к кусту, а затем он загорелся, причем пламя «не касалось ни окружавшей его травы, ни цветов; также и зеленые ветви куста оставались невредимыми»; наблюдавшим издалека близость эта казалась незаметной, зато пламя виделось хорошо. Оставляя в стороне божественное вмешательство, можно предложить и другое объяснение, если воспользоваться книгой Вернера Келлера. На Синае произрастает кустарник фраксинелла, высотой до метра, обильно покрытый масляничными железами. Они постоянно сочятся и временами, под раскаленным солнцем, масло может воспламеняться. Если же приблизиться к этому растению с открытым огнем, оно, вообще, вспыхнет при любой погоде. Другим претендентом на роль неопалимой купины, исследователи видят побеги омелы, в изобилии растущей на колючих кустах и акациях. Когда ее красные цветы покрывают приютивший ее куст, то весь он «превращается в сияющий шар огненного цвета и выглядит так, словно охвачен пламенем». Так что, говоря современным языком, Моисею ничего не мешало «чиркнуть спичкой» в нужный момент и в нужное время.
Куст погас и Моисей вернулся обратно. Бог не раскрыл ему всей своей сущности, но наделил тайной Своего имени и повелением привести израильтян в Землю Обетованную. Но знание имени и правильности его произношения уже было более чем достаточно. В древности считалось, что владеющий истинным именем того или иного бога, смертного ли человека, обретает над ними власть и способность в них воплощаться. Геродот в своей «Истории», а за ним и Апулей в «Золотом осле» утверждают, что истинное имя египетского бога Осириса также было под запретом произношения вслух, только немногочисленные жрецы владели его тайной и проговаривали неслышно во время ритуалов в Святая Святых своих храмов; Моисею же, скорее всего, оно тоже было известно. Знанием настоящего имени Бога своих предков Авраама, Исаака, Иакова Моисей поделился с Аароном, поставленным по указанию Бога первым служить новому культу. Так и передавалось оно, из поколения в поколение по линии Аарона, от одного первосвященника к другому; затем, уже на Земле Обетованной, также неуловимо для посторонниего уха произносилось только раз в году, в День Очищения, а с III века до н.э. упоминать его каким бы то ни было образом стало полностью недопустимым. На смену пришло имя Адонай, что означает просто «Бог», на христианском же Западе Он стал величаться производным от Яхве именем Иегова.
На повестку дня выходит последний вопрос нашего повествования («Наконец-то!» – облегченно вздохнет утомленный читатель) – о путях Исхода и тайном его смысле. Маршрут странствования мы не будем рассматривать, хотя он издавна вызывает немало толков. Египет и Ханаан (Землю Обетованную) связывал накатанный торговый путь, но Моисей предпочел отклониться далеко на юг и завести свой народ в самое сердце Синайской пустыни. Кто-то усматривает в этом военную хитрость, чтобы «запутать следы» и уйти от неминуемого преследования со стороны остальной части египетского войска, которая избегла участи утопленников в известном эпизоде с переходом по дну моря. Но, судя по Библии, израильтяне и так покидали Египет победителями, с богатыми трофеями, хорошо вооруженные и построенные в боевые порядки. Удачное начало Исхода просто обязано было восприняться, как благоволение Свыше и проявление могущества нового Бога, надобность в других чудесах отпадала, придавленный долгим рабством национальный дух всколыхнулся до невиданных высот; с такими людьми, вкусившими превосходства и получившими свободу, можно было идти на любые неприступные стены. Тем не менее, Моисей затеял изнурительный поход на многие годы, в течение которого народ его беспрестанно гневался и роптал то на своего предводителя, то на Бога, который незримо всем руководил. Часто случалось, что Моисей был на волосок от гибели, всякий раз он молил Господа о помощи и тот весьма вовремя одаривал его очередным «чудом», будь то перепела, «манна небесная» или вода, текущая из скалы. Чудеса эти давно уже нашли свое обыденное толкование (Вернер Келлер в «Библии как История» подробно их описывает) и хорошо известны всем, подолгу живущим на юге Синая, сам Моисей лишнее тому подтверждение. Ведомым израильтянам, не знавшим пустыни, повторяемые из года в год явления природы и впрямь казались благоволением Неба, они усмирялись, тогда, пользуясь непродолжительным замешательством, Моисей «железной рукой» предавал смерти зачинщиков каждой новой смуты, не скупять изничтожать целые семьи «от мала до велика». Как правило, объяснение подобным карам было одно и тоже – гнев Господа. Видя в Моисее искушенного жреца сначала культа Осириса, а затем Осириса и Эла у зятя своего Иофора, трудно прогнать мысль, что Моисей делал это умышленно, воплощая в жизнь исполнение некоего заранее продуманного ритуала. Идти к горе Синай, чтобы обрести необходимые «Десять заповедей» имело, конечно, смысл, с другой стороны, учитывая воскресшее народное воодушевление в самом начале пути, заповеди эти можно было получить и сделать непреложными даже на ровном месте. Боязнь ли того, что придя в Ханаан, люди быстро позабудут, что именно Яхве даровал им избавление и станут поклоняться прежним привычным идолам, заставила Моисея избрать столь замысловатый маршрут? Вряд ли. Измученные суровой, непозволительно долгой дорогой, многим непонятной к тому же, когда земля, богатая всевозможными дарами – вот она! – рукой подать, такие люди способны забыть Его еще быстрее, едва окажутся у цели. Право, для этого действительно нужно, чтобы последний из покинувших лоно рабства оставил свои кости в пустыне, а те, что пришли им на смену и не видевшие ничего, кроме безжизненных песчаных просторов, страстно возжелали приютливых плодородных земель. Но разве освобожденный раб не мечтает о том же самом?..