— Это было ужасно, — признался Шелк и вытер лицо подолом сутаны, хотя и не вспотел. — Азот прорезал каменный подоконник. Не верю, что когда-нибудь это забуду.
— И после этого ты решил, что она какая-нибудь деревенская девчонка, патера? — спросил Гагарка.
— Нет. Конечно, нет. Я в точности знал, кто она такая.
Он молчал, пока в кокпите не появился Скиахан, который, поклонившись, спросил:
— Вы хотите поговорить со мной, кальде Шелк?
— Да. Вы летали на похожем воздушном корабле?
— Никогда. Я много раз летал при помощи крыльев, но у нас, Экипажа, нет ничего похожего, за исключением самого Витка, да и тем управляет Главный компьютер, а не мы.
— Понимаю. Но все равно вы знаете очень много о восходящих и нисходящих потоках, и о штормах; больше, чем я когда-нибудь узнаю. Я вел этот дирижабль с тех пор, как вихрь, посланный нам Молпой — или Внешним, как я предпочитаю верить, — вернул нас в воздух. Сейчас я хочу на некоторое время уйти. Вы можете занять мое место? Я буду исключительно благодарен.
Летун энергично кивнул:
— О, да! Спасибо, кальде Шелк. Большое-большое спасибо!
— Тогда садитесь здесь. — Шелк встал, и Скиахан скользнул на его место. — Здесь нет поводьев, нет и руля, который надо поворачивать, как в поплавке. Дирижабль управляется моторами. Вы понимаете?
Скиахан кивнул, и Гагарка прочистил горло.
— Западный ветер несет нас к Главному компьютеру. Мы могли бы лететь быстрее, но было бы разумно сохранить горючее. Вот эти циферблаты показывают скорость вращения всех восьми моторов; как видите, четыре больше не работают.
Шелк, так быстро, как только мог, обрисовал функции всех рычагов и кнопок на доске. Наконец летун, похоже, все понял, и Шелк повернулся к Гагарке:
— Ты хотел знать, что я сделал с моторами. Очень мало, на самом деле. Я взобрался в покрытое тканью тело дирижабля.
— Точняк, — сказал Гагарка. — Я знал, что ты должен был.
— Большую часть места — громадного! — занимают ряды огромных баллонов. Еще там есть бамбуковые дорожки и деревянные балки.
— Я был на одной.
— Да, конечно; ты должен был быть там во время сражения. Но я хочу сказать, что там еще были баки и шланги. Я нашел зажим, совсем простой, какой мог бы использовать плотник.
Шелк замолчал и взглянул на птицу, сидевшую на его плече.
— Вот тогда меня и нашел Орев; я только что подобрал зажим. Не имеет значения. Я поставил его на шланг, предположительно для горючего, и пережал шланг так сильно, как только смог. Очень сомневаюсь, что это полностью остановило поступление горючего, но должно было очень значительно уменьшить поток. Это место совсем нетрудно найти, если знаешь, что искать.
Гагарка потер подбородок:
— Мне так не кажется.
— Я должен сказать тебе — чтобы успокоить свою совесть, — что я солгал майору Хадаль, или почти солгал. Она спросила, могу ли я починить моторы; я ответил, совершенно честно, что не могу. О починке говорят тогда, когда вещь сломана. Но, насколько я понимаю, моторы не сломаны; вот если бы они были, у меня не было бы и тени мысли, как их можно починить — таким образом, я совершенно правдиво ответил, что это не в моих силах. Так что я не обманул ее, хотя, безусловно, намеревался. Если бы я сказал, что их легко привести в движение, она бы приказала меня бить до тех пор, пока я бы не объяснил, как.
Скиахан, не поворачиваясь к ним, энергично кивнул.
— Я попрошу патеру Наковальня, чтобы он исповедовал меня сегодня вечером. А сейчас вы не извините меня? Я… я бы очень хотел побыть в одиночестве.
Когда Шелк вышел из кокпита, Гагарка сказал его спине:
— Пусть патера расскажет тебе, как он зачаровал карабин.
Хлипкая дверь из полотна, натянутого на бамбуковую раму, отделяла кокпит от узкого прохода, в который выходили занавешенные зелеными занавесками каюты. Услышав знакомый голос, Шелк откинул занавеску справа от себя.
Скудная мебель — койка, маленький стол и стул — полностью заполняла каюту; Крапива сидела на стуле, держа игломет, и Саба, лежавшая на койке, улыбнулась ему так, что у Шелка защемило сердце.
— Бедн дев, — пробормотал Орев.
Шелк начертал в воздухе знак сложения:
— Будьте благословлены вы, генерал Саба, самым святым Именем Паса, Отца богов, а также его Супруги, Извилистой Ехидны, а также именами их Сыновей и Дочерей, именем Всевидящего Внешнего и именами всех прочих богов, сегодня и навсегда. Так говорю я, Шелк, во имя их самого прекрасного ребенка, Стальной Сфингс, Богини Мужества и Храбрости, Саблезубой Сфингс, радостной и славной покровительницы генерала Саба и ее родного города.