— Мы уже свободны!
— Никто не может быть свободен без мирного договора. Рассмотрим альтернативы. Когда мы вернемся в Вайрон, генералиссимус Сиюф, безусловно, попытается освободить корабль силой, генералиссимус Узик и генерал Мята попытаются ей помешать, и это будет стоить, по меньшей мере, пятьсот жизней в первый же день — а возможно, много больше.
— Тебе придется немного подождать, прежде чем отправиться в Тривигаунт, — сказала Саба Крапиве. — Когда кальде захотел узнать, отвезу ли я тебя домой, если получу мой дирижабль обратно, я настолько удивилась, что не сказала ничего. Но я отвезу, хотя сперва мы высадим в Главном компьютере Гагарку и всех его людей, если он этого хочет. — Она наклонилась над своим сундучком. — Некоторые из вас боятся, что я собираюсь обмануть вас. Наверняка все, за исключением кальде.
Гагарка хрюкнул.
Она выпрямилась, держа острую изогнутую саблю, рукоятка которой была украшена драгоценными камнями.
— Это меч чести, которым Рани наградила меня в прошлом году, и я очень горжусь им. Может быть, я не носила его так часто, как была должна, из-за страха, что с ним что-нибудь случится.
Орев свистнул, и Крапива сказала Сабе:
— Это прекрасно!
Саба улыбнулась Гагарке:
— Эта девочка разрешила мне сохранить его. Я сказала ей о нем, и она ответила, дескать, пускай остается — Гагарка не будет возражать.
— Я бы хотел назад свой тесак, — пробормотал Гагарка. — Только его увела ваш полковник.
— Если ты вернешься с нами, я попытаюсь найти его.
— Нет резать! — Орев перепрыгнул с плеча Шелка на плечо Сабы, чтобы тщательно оглядеть меч.
Она обнажила его и сделала полшага назад, держа его за клинок обеими руками на уровне глаз.
— Клянусь на мече, что, пока кальде Шелк находится на моем корабле, я буду делать все, что он говорит мне, и, когда я повезу его и его друзей в их город, они будут пассажирами, а не пленниками.
Шелк кивнул:
— На этих условиях, генерал, мы возвращаем вам командование.
— Вы разрешаете мне поговорить через стекло с Дворцом и рассказать им, что происходит?
— Если вы так решите. Вы — командир.
Саба опустила меч:
— Если я нарушу клятву, вы можете взять его и сломать.
Она провела их через гондолу в наполненную воздухом каюту, из которой Шелк выбрался на палубу. В ней стояли шкафы, большой стол и два кожаных кресла; на одной из стен, рядом с дверью, висело стекло.
— Это штурманская рубка, — сказала Саба Шелку, — нервный центр моего корабля; здесь находятся наши карты и приборы для навигации. И голосовые трубки, через которые можно говорить с офицерами в кокпите. Вы слышали о них? Чем-то похоже на стекло, но связь только с одним местом, и все, что вы можете сделать — говорить.
— Вот здесь ты и должна быть, — сказал Гагарка, но Шелк покачал головой.
— Прямо над нами, — показала Саба, — люк. В основном мы выбираемся наружу, чтобы измерить угол между кораблем и солнцем. Сейчас он должен быть равным нулю. — Она сглотнула. — Я проверю его, как только поговорю с Дворцом.
Рог коснулся руки Шелка:
— Не возвращайтесь туда, кальде. Пожалуйста?
— Ты был там, наверху? — спросил Гагарка. — Я слышал, что кто-то едва не крантовался.
— Он собирался спрыгнуть, — сказал Рог Гагарке. — Я схватил его и, похоже, вытянул назад, только ничего не помню: какая-то борьба, крыша исчезла, и музыка. — Он озадаченно посмотрел на Шелка. — Мне кажется, что где-то внизу проходил концерт.
— Я увидел зло в витке, — объяснил Шелк. — Я думал, что знаю его, хотя на самом деле не имел ни малейшего понятия. Несколько дней назад я стал его видеть более ясно.
Он подождал, не скажет ли кто-нибудь чего-нибудь, но все промолчали.
— И час назад я увидел его совершенно отчетливо, и оно было ужасно. Еще хуже: вместо того, чтобы сосредоточиться на зле в себя, как я должен был поступить, я обратил все свое внимание на зло в других. Должен вам сказать, что тогда я увидел много зла даже в Роге, например. И все еще вижу.
— Кальде, я никогда не говорил…
— И это ужасно, ужасно неправильно. Я не имею в виду, что зла нет — конечно, оно есть и будет всегда, потому что оно неискоренимо; но когда я стал видеть только его — не просто зло Рога, но и зло всех остальных, — это нанесло мне гораздо больший вред, чем все, что мог сделать мне Рог: я перестал видеть добро. И видя только зло, я захотел, всем сердцем, воссоединиться с Внешним. Это сам по себе злой поступок, но Рог спас меня от него.
— Я очень рада. — Крапива посмотрела на Рога сияющими глазами.
— На самом деле просто тем, что поднялся на крышу гондолы. И, ради Рога, я больше не пойду туда, хотя от этого чуда — стоять в небе и улыбаться проплывающему под тобой витку — очень трудно отказаться; стоя там, я понял, что ощущает Скиахан во время полета.