Рог неохотно кивнул:
— Да, кальде, похоже на то.
— Более того, Гиацинт знала, что, когда мы вернемся в город, я собираюсь вернуть генералу Саба дирижабль. Разве Гиацинт не подумала о том, что в будущем генерал Саба может стать хорошим и могущественным другом Вайрону?
Через пролом в стене туннеля Гиацинт крикнула:
— Вы спускаетесь?
— Скоро, — крикнул ей Шелк. — Мы еще не закончили.
— Кальде, она бросает на нас минометные снаряды. Генерал Саба. Из дирижабля, прямо сейчас.
— Да, так оно и есть; но она бросает их потому, что ей так приказали, и так поступил бы любой добросовестный офицер на ее месте. Очень сомневаюсь, что Гиацинт таким образом подкупала Сабу, надеясь, что она изменит своему долгу; но есть множество ситуаций, когда офицер, особенно высокопоставленный, может сделать исключение. Гиацинт пыталась, я считаю, добиться того, что любое такое решение будет благоприятным для нас или, более точно, для моего правительства.
— Но мы же уходим. Вы сказали так на борту корабля, и еще раньше, прежде чем мы нашли этот путь, мы собирались уйти через Хузгадо. Не будет ли нам все равно на Витке Короткого Солнца, любит нас Саба или нет?
— Да, верно. Но тогда, на борту дирижабля, Гиацинт еще не знала, что мы уйдем так быстро, и, может быть, надеялась, что мы вообще не уйдем. Откровенно говоря, я так и думаю.
— Понимаю, — кивнул Рог и, когда Шелк не ответил, добавил: — Кальде, нам лучше идти.
— Скоро, как я и сказал. Есть еще одно соображение — нет, два. Во-первых, этот акт может много значить для меня, тебя или генерала Саба, но только не для самой Гиацинт — она занималась этим сотни раз с сотнями партнеров. Например, с генералиссимусом Узиком.
— Я об этом не знал.
— Да, ты не знал. Но я знал — он сам сказал мне. Когда ее выгнали из дома комиссара, которому ее отдал отец, — даже не знаю, какому из них, — она какое-то время жила с капитаном. В конце концов, они поссорились и расстались.
— Вы не должны рассказывать мне обо всем этом, кальде.
— Нет, должен. Не для книги — ты ее, скорее всего, никогда не закончишь и даже не начнешь, — но как совет для твоей жизни. Кто был этим капитаном? Можешь догадаться?
Рог покачал головой.
— А я думаю, что могу. Он вел себя с ней очень официально, но я видел его глаза — особенно, когда он остановил нашего мерина. Не верю, что он много значит для нее; он был ей защитником и приносил все, что она хотела. Она, однако, очень много значила для него — и, нет сомнений, все еще значит.
— Она взбирается, — прошептал Рог и показал.
Шелк спустился по стене кратера, чтобы встретить ее и помочь.
— Не могу сказать, что я не рад видеть тебя — я всегда переполняюсь счастьем, Гиацинт, когда вижу тебя, ты же знаешь. Но Рог и я собирались присоединиться к вам там, внизу.
— Вы не поверите, но все наши люди здесь, кальде, — крикнула Крапива, вошедшая в кратер из туннеля. — Полчетверти. Зеленщик Кабачок, мясник Сорокопут и даже новый авгур, который был с нами в дирижабле. Здесь даже Моли, и авгур заставил ее надеть его сутану. Пролокьютор приказал всем сидеть и ждать.
Рог протянул одну руку Гиацинт, вторую — Шелку:
— Мама, братья и сестры. Те, кто мне очень дороги, только… — внезапно что-то сжало его горло. — Только это звучит так, как будто я безразличен к отцу.
— Наверняка, — пробормотала Гиацинт. — Я знаю, как это бывает.
— Да, как мне кажется. Он заставлял меня работать в магазине каждый день после палестры — и мы грызлись из-за этого и много чего другого.
— Я понимаю.
— Я — самый старший, — сказал Рог, как будто это все объясняло.
— Если полчетверти здесь, — крикнул Шелк, — что с нашим мантейоном? Я имею в виду конгрегацию, людей, которые приходят жертвовать в каждый сцилладень, и детей из палестры.
— Почти все здесь, — ответила Крапива. — Нет некоторых мужчин, но они сражаются вместе с генералом Мята. Но, о, здесь Королек, Перо, Ворсинка и моя подруга Имбирь. Подождите, дайте мне вспомнить. Ворсянка, ее сестры и братья, и мать. Асфодель и Астра. Лисенок, младший брат Керрии, и она сама. Падуба и Олень. Он ранен. И женщина-кошачьемясо, и старик, который продает летом лед, и еще очень много людей.
Шелк кивнул и улыбнулся Гиацинт:
— Я добился своего — наш мантейон будет жить даже после гибели витка. Или, по меньшей мере, добьюсь — когда мы достигнем нового. Я должен был спасти наш мантейон; и вот весь мантейон здесь, все эти люди, приходившие молиться. Остальное не имеет значения, включая меня.