Характер Наковальни я описал, следуя словам Прилипалы и нашим собственным наблюдениям во время перелета в Главный компьютер. Физически он совсем не впечатлял, и, возможно, именно это часто побуждало его отстаивать свою важность; однако и его нельзя было упрекнуть в недостатке храбрости. На дирижабле я видел, как он «зачаровал» карабин, просунув палец за спусковым крючком, и затем вырвал его из рук трупера, пока она изо всех сил пыталась выстрелить из него.
Многие из читателей потребовали, чтобы я включил в отчет рассказ о том, как мы прошли через туннели к спускаемому аппарату и потом летели на нем сквозь бездну. Я опять приглашаю их отточить собственные перья, как и сделала Ложнодождевик. (Ее внук разрешает посетителям копировать ее отчет.) Здесь я расскажу об этом только то, что необходимо для описания характера того инхуму, которого я и Крапива знали как патеру Квезаля, Его Святейшество, Пролокьютора Вайрона. Не сомневаюсь, что многие будут возражать против написания слова «характер» в таком контексте, утверждая, что у такого монстра не больше характера, чем у хуза; но те, кто ловили и приручали хузов, говорили мне, что они отличаются друг от друга не меньше собак.
Для нас Квезаль был вовсе не инхуму, а достопочтенный старик, мудрый и сострадательный, верный сторонник Шелка и его преданный друг. Когда я и Крапива вернулись в туннель, мы передали ему послание Шелка. Услышав его слова, многие захотели вернуться на поверхность, найти Шелка и помочь ему найти Гиацинт. Квезаль запретил все это, еще раз повторив четкие указания самого Шелка, и повел нас вниз по туннелю по направлению к озеру.
Тогда я вспомнил кое-что, рассказанное мне Прилипалой на дирижабле: как Квезаль исчез, когда Паук пытался посадить его в подвал разрушенной виллы Крови. Пока мы шли по туннелям, долго, очень долго, и устали даже самые сильные из нас, и сам Квезаль оказался позади всей нашей колонны, я сумел спросить его об этом.
«Иди рядом со мной, сын мой. — Он положил руку мне на плечо; сейчас я вспоминаю, насколько легкой и бескостной она казалась через надетую на меня тонкую куртку — как будто он положил рядом с моей шеей полоску мягкой кожи. — Я не могу этого больше вынести. Не поможешь ли мне? Ты молод и силен. И патера-кальде любит тебя, ты знаешь об этом?»
«Надеюсь, что любит, — ответил я. — Во всяком случае, он всегда был очень добр ко мне».
«Он любит тебя. Говорил о тебе очень тепло, и о тебе, дитя мое. Вы оба — хорошие дети. Хорошие дети, говорю я. Но для меня даже мужчины и женщины с детьми — тоже дети. Нет дурака глупее старика! Вы, женщины, становитесь мудрее, когда стареете, дитя мое. А вы повзрослели, оба. Сомневаюсь, что вы понимаете это, но так оно и есть».
Мы поблагодарили его.
«Я больше не могу идти. Как и толстая женщина. Мы же не можем оставить ее, верно? Мы не можем вернуться обратно, и она слишком тяжелая, чтобы ее можно было нести».
На нем была надета обыкновенная сутана, но он нес жезл, символ его положения в Капитуле, который использовал как трость.
Я сказал, что вскоре нам все равно придется остановиться, ради Ложнодождевик и многих остальных, и предложил пойти вперед, если он расскажет мне, что надо найти.
«Я бы хотел, чтобы ты поспал, сын мой. — Он, казалось, сосал десны и думал. — Нет, тебе лучше стоять на страже. Сможешь какое-то время пободрствовать?»
Я заверил его, что смогу.
«Хорошо. Кто-то должен, а я не в силах. Я всегда клюю носом, спроси юного Прилипалу. Я не могу идти таким шагом, но должен подгонять всех. Что за шутки играют с нами боги! У тебя есть оружие, дитя мое?»
Крапива покачала головой; я объяснил, что она принесла игломет из дирижабля, но отдала его мне, и предложил вернуть его ей.
«Сохрани его. Сохрани его! Тебе он понадобится, когда будешь стоять на страже». — Он повернул голову. У него была длинная и очень морщинистая шея, которая мгновенно выдала бы его настоящую расу, если бы я знал, что он замаскировавшийся инхуми. Но даже так я внезапно испугался, потому что в его взгляде не было ни теплоты, ни доброты. Как если бы я видел маску, или на его лице проступили черты трупа. — «Ты не будешь стрелять в меня?» — спросил он.
Я, конечно, заверил его, что не буду.