— Не знаю. Не могу сказать. А вы? — На самом деле майтера Мята обсуждала с собой вопрос, будет ли невежливо лечь на пол раньше, чем Прилипала.
— Я… э… нет. Не могу, признаюсь.
— Вы знаете секрет, который позволил бы Потто и другим советникам вернуться к власти вопреки богам?
— Я бы… э… генерал. Было бы безопаснее не, а? Не говорить на такие… э… темы.
— Безусловно, было бы, знай вы такой секрет, Ваше Высокопреосвященство. Вы знаете? — Она пыталась забыть, как ее мучит жажда.
— Безусловно, нет. Не разбираюсь в военных делах, а?
— Я тоже, Ваше Высокопреосвященство, так что пусть они слушают все, что хотят. — Она с наслаждением сняла туфли; полминуты она спорила с собой на тему длинных черных носков, но, в конце концов, самоконтроль победил. — Но теперь командование перешло к Бизону. Или к кому-нибудь другому, но, скорее всего, к Бизону. Он — мой лучший офицер, абсолютно надежный в трудный момент, но ему не хватает воображения. Однако если он найдет какого-нибудь немного более творческого советника, для Аюнтамьенто настанет очень трудное время.
— Я, э, с удовольствием это предвкушаю.
— И я, Ваше Высокопреосвященство. Я надеюсь, что это правда. — Она прислонилась к стене.
— Вы, хм, будете упрекать меня.
— Никогда, Ваше Высокопреосвященство.
— Вы, или другие. Критиков всегда… э… в избытке? Патера Щупальце. Критиканы. Вы будете… хм… э… восклицать, что как, э, посредник, я должен был ограничить свою поддержку.
Она положила руки на колени, а голову — на руки.
— В ответ, генерал, я, э, торжественно утверждаю, что так и сделал. И делаю так, а? В нашем, хм, текущем положении и за пределами, эй? Это не поддержка, а разум, эй? Я — человек мира. Таким я, хм, себя объявил. Под белым флагом, а? Проконсультировавшись с бригадиром Орланом. И, точно так же, проконсультировавшись с кальде Шелком. Привести кого-нибудь… э… исключительно значительного… хм. Вас, генерал. Я провел вас, чтобы обсудить, э, прекращение огня. Дипломатический… э… подвиг? Триумф. Мой… э… наш. Они нас уважают? Да, не уважают!
— Я собираюсь лечь, если это не расстроит вас, Ваше Высокопреосвященство. Я оберну юбку вокруг ног.
— Нет, нет, майт… генерал. Я едва различаю вашу, а, фигуру в этой… э… стигийской тьме. Еще один конфликт, который невозможно уладить, эй?
— Мы, безусловно, не преуспеем, пытаясь уладить этот.
— Я имею в виду конфликт между добром и, хм, злом. Да, злом. Как человек в этой одежде, авгур, когда-то предназначенный, э? Предназначенный для… э… величия. И этот, хм, авгур, ошибся, э? Иногда глуп, а? Тем не менее, чувствительный в высшей степени, эй? Я не могу уладить все конфликты, потому что не могу уладить этот. Я внес свое имя в списки, а? Давно. Я за добро. Я не могу закрывать глаза на зло. Не буду. Оба.
— Это хорошо. — Майтера Мята закрыла свои. В темной пустой комнате не было света, за исключением длинной водянисто-зеленой полосы под дверью; закрыв глаза, она почти не ощутила разницы, но, тем не менее, нашла это глубоко успокаивающим.
— Если… э… а… ум… хм, — сказал Прилипала; или, по меньшей мере, так она услышала. Фасад Зерновой биржи очень медленно падал, а она ждала, не в силах пошевелиться.
Она проснулась словно от толчка.
— Ваше Высокопреосвященство?
— Да, генерал?
— Некоторые сны посланы богами.
— Э… неоспоримо.
— Кто-нибудь когда-нибудь считал, что каждый сон — послание богов?
— Я… хм. Не могу припомнить, э? Я должен подвергнуть эту мысль… э… исследованию. Возможно. Очень возможно.
— Я только что видела самый обычный сон, Ваше Высокопреосвященство, но чувствую, что, может быть, он послан богом.
— Необычно? Экстраординарно. Если я не злоупотребляю, эй? Не желаю, э, быть назойливым. Но могу предложить мое, хм, если пожелаете.
— Мне снилось, что я стою на улице перед Зерновой биржей. Здание валится на меня, но я не могу бежать.
— Я… э… понимаю.
— Это действительно произошло несколько дней назад. Мы обрушили его при помощи быков. Тогда я могла убежать, но не хотела. Я хотела умереть, так что стояла там и смотрела, как оно падает, пока Грач не вынес меня. Его самого чуть не убило, как и меня.
— Значение? Я не могу… э… постичь его, генерал.
— Какой-то бог, я думаю, сказал мне, что, поскольку я решила умереть тогда, я не должна бояться смерти сейчас, и все, что они собираются сделать со мной, не может быть хуже, чем оказаться под тем зданием — способ смерти, который я выбрала не так давно.
— Что за бог, генерал? У вас есть предположение?
По легкому изменению в голосе Прилипалы она поняла, что он выпрямился. Она, по меньшей мере временно, оторвала его от жалости к себе; она страстно захотела, чтобы кто-нибудь оторвал ее.