― Ты для нее не незнакомец. Она всегда знала о тебе. Я никогда не давала ей повода не доверять своему отцу, Грей.
― Нет, ты просто не давала ей возможности узнать его получше, ― огрызаюсь я.
Кэтрин возвращает взгляд к окну. Остаток дороги проходит в тишине. Когда я подъезжаю к своему дому, то вижу, что двое людей моего отца уже стоят на страже. Я киваю, когда ворота открываются, и проезжаю мимо них.
― Ты не можешь держать нас здесь, Грейсон. У Грейси школа. У нее тренировки и игры в хоккей. Моя мама… ― Кэтрин начинает рыдать, ее голос ломается.
― Мне кажется, ты забыла, кто я такой, мать твою. Я могу и буду делать все, что, блядь, захочу. Ты больше не можешь командовать мной. Ты потеряла эту возможность в тот день, когда решила уехать из города с частичкой меня, растущей внутри, ― говорю я ей, прежде чем припарковать машину и заглушить двигатель. ― Ты можешь приходить и уходить, когда захочешь. Никто тебя здесь не держит. Но если ты хоть раз подумаешь о том, чтобы забрать ее и сбежать во второй раз, я сделаю так, что ты больше никогда ее не увидишь. Понятно?
Кэтрин кивает головой.
― Хорошо. И больше, блядь, не забывай об этом. ― Я выпрыгиваю из машины и, как бы мне ни хотелось хлопнуть этой чертовой дверью, я этого не делаю. Я обхожу машину и открываю заднюю дверь. Грейси вздрагивает, когда я отстегиваю ремень безопасности и беру ее на руки. ― Ш-ш-ш, все хорошо. Я держу тебя, ― шепчу я ей на ухо.
Я не жду, чтобы убедиться, что Кэтрин идет за нами. Я захожу внутрь и поднимаюсь по лестнице. Затем я открываю дверь в комнату рядом с моей. Одной рукой я стягиваю одеяло с кровати и укладываю Грейси.
Ее глаза открываются, и она смотрит на меня с неуверенностью. Страхом.
― Мама? ― кричит она.
― Я здесь, Грейси. Все хорошо. Засыпай, малышка. ― Кэтрин забирается на кровать и начинает гладить волосы нашей дочери. Успокаивая ее.
Я опускаюсь на колени перед Грейси. Она снова смотрит на меня.
― Ты мне снился, ― говорит она.
― Да? И что же было в этих снах? ― спрашиваю я.
― Ты пришел в школу, на Родительский день. Я всегда ждала папу на Родительский день, ― говорит она.
У меня сердце разрывается. Я должен был быть рядом с ней. Я должен был всегда быть рядом. И я бы так и сделал. Если бы только мне дали шанс…
― Я обещаю, что больше никогда не пропущу Родительский день. Я буду там, где ты захочешь, ― говорю я ей. Мне хочется наклониться и поцеловать ее маленький лобик. Но я этого не делаю. Я сдерживаюсь. Может, она и доверяет, но она меня не знает.
― Все в порядке, ― говорит Грейси. ― Я знаю, что ты был занят.
― Я никогда не буду слишком занят для тебя, милая. Никогда. ― Я поднимаюсь на ноги и бросаю на Кэтрин последний уничтожающий взгляд, прежде чем выйти из комнаты.
Моя рука тянется к телефону, который лежит на прикроватной тумбочке, и бьет по экрану, пока будильник не выключается. Потерев лицо рукой, я заставляю себя сесть. И замираю, увидев, что моя дочь стоит в моей спальне и смотрит на меня.
― Грейси? Ты в порядке?
Она кивает головой.
― Я думала, ты мне снова приснился, ― говорит она.
― Еще рано. Тебе лучше вернуться в постель, ― говорю я ей.
― Почему ты не спишь?
― Мне нужно идти на работу.
― А что у тебя за работа?
Этот вопрос наконец-то заставляет меня улыбнуться. Может быть, я смогу превзойти ее кумира, Лиама Кинга. Если она так одержима хоккеем, то, конечно, узнать, что ее отец играет в НХЛ, должно быть круче, чем знакомство с каким-то случайным парнем, которого она встретила лишь однажды.
― Я хоккеист, играю за «Ванкуверских рыцарей». Я капитан, ― с гордостью говорю я.
Глаза Грейси расширяются.
― Значит, ты знаком с мистером Кингом? Можешь сводить меня на одну из его игр?
Сукин сын. Ты уязвил мое самолюбие, парень. Я ухмыляюсь. Сначала моя сестра, теперь моя дочь. Да что с ними такое?
― Я могу сделать даже лучше, милая. Хочешь пойти со мной на утреннее катание?
― Сейчас? ― спрашивает она с огромной улыбкой на лице.
― Да, сейчас. Мне только нужно собраться, а тебе, наверное, стоит надеть что-нибудь вместо пижамы… Тебе нужна помощь? Может, разбудить твою маму?
― Мне пять. Я могу одеться сама, ― говорит она с таким же выражением, как моя сестра ― руки на бедрах и все такое. ― И мы должны дать маме поспать. Она мало спит. — Затем ее брови хмурятся, а руки опускаются вниз. ― Думаешь, теперь мама перестанет грустить? Раз ты вернулся?
― Почему ты думаешь, что твоя мама грустит? ― спрашиваю я.
― Она плачет по ночам. Иногда я слышу ее, когда просыпаюсь.
Я не знаю, что на это ответить.
― Может, ты пойдешь собираться, тихонько? И мы сможем дать твоей маме поспать еще немного?
― Хорошо, но мы можем оставить ей записку? Она будет волноваться, если проснется и не найдет меня.
― Конечно, я напишу для нее записку, ― говорю я и смотрю, как Грейси выбегает из комнаты. Я встаю и иду в свой гардероб, где натягиваю пару спортивных штанов, толстовку и кроссовки.
Затем я подхожу к прикроватной тумбочке и беру кошелек и телефон. Когда я выхожу из спальни, Грейси выходит из своей с блокнотом и карандашом. Она протягивает их мне.
― Вот. Мы можем написать маме записку на этом, ― шепчет она.
Я беру блокнот и карандаш и набрасываю послание. Коротко и по существу.
Отвез Грейси на утреннее катание.
Вернусь позже.
― Я оставлю это на тумбочке у кровати, ― говорю я Грейси, прежде чем тихо войти в гостевую комнату. Кэтрин отключилась. Я останавливаюсь на секунду и просто смотрю на нее. В голове крутится столько вопросов.
Почему она плачет по ночам? Почему она ушла? Почему все это так сильно меня беспокоит? Это не изменит того, что она сделала.
Положив блокнот на кровать, я выскальзываю из комнаты и беру Грейси за руку.
― Пойдем. ― Я веду дочь на кухню и усаживаю ее на стойку. ― Я собираюсь сделать коктейль. Хочешь чего-нибудь?
― М-м-м, а у тебя есть шоколадное молоко? ― спрашивает она, болтая ногами.
Я улыбаюсь.
― Конечно, есть. Это самый лучший вид молока. ― Я открываю холодильник и достаю его. Затем беру стакан и наполняю его доверху, после чего приступаю к приготовлению своего коктейля. ― Ты готова?
― Да. Как думаешь, мистер Кинг будет там? ― Грейси смотрит на меня с надеждой в глазах.
― Я уверен, что будет, ― отвечаю я, хотя это последнее, что я хотел бы сказать.
― Можно я возьму с собой коньки?