― Придется научить ее бить сильнее. ― Ублюдок ухмыляется.
― Я сам научу ее бить сильнее, ― говорю я ему. ― Ты уже украл мою гребаную сестру, Кинг. Ты не украдешь и мою дочь.
― Тут слишком много драмы для меня, Монро. Я знаю, ты можешь позволить себе психолога. Может быть, пора обратиться к нему? ― Кинг пожимает плечами и удаляется.
― Он прав, ― смеется Люк.
― Чей ты друг? ― спрашиваю я его.
― Твой. Но это не меняет ситуацию, Монро.
Идет третий период. Мы выигрываем два очка. Это делает наших противников чертовски грубыми. И отчаянными. А когда Нэшвилл в отчаянии, все идет наперекосяк.
Я не свожу глаз с Кинга все десять минут, что мы вместе на льду. Один из игроков Нэшвилла, похоже, неравнодушен к этому ублюдку. Может, я и не люблю этого парня, но кодекс есть кодекс. И я живу по этому гребаному кодексу. Если ты связываешься с одним из моих игроков, тебе придется столкнуться со мной. Все просто, блядь. И сейчас я просто жду повода, чтобы сбросить перчатки.
Кинг выходит на площадку. Он выигрывает вбрасывание, и шайба летит прямо в мой конек. Я мчусь по льду, успеваю обойти двух защитников Нэшвилла, прежде чем отдать шайбу Люку. Он бьет в борт, шайба пролетает мимо сетки, и Кинг оказывается там через несколько секунд. Он маневрирует вокруг ворот, когда тот самый засранец-защитник пихает свою клюшку прямо в коньки Кинга, отправляя Лиама на лёд. Прежде чем он успевает подняться, я бросаю клюшку, сбрасываю перчатки, и моя левая рука сжимает в кулак свитер ублюдка. Может, я и отличный хоккеист, но еще лучший боец. А этот идиот дает мне возможность выплеснуть злость, которая накопилась во мне.
Мой кулак врезается ему в лицо. Неоднократно. Он размахивает руками. Наносит мне один или два удара, но я ни черта не чувствую. Я просто продолжаю бить его.
Когда меня в конце концов оттаскивают, я опускаю взгляд на лёд и вижу, что он окрасился в красный цвет. Затем я поднимаю глаза к семейной доже. Алия прикрывает рот рукой. Вид крови возвращает ее в темноту. В ее поганое детство. Но она хотя бы не сбежала, а это уже прогресс.
Грейси стучит по стеклу. Я вижу, как шевелятся ее губы, я хотел бы услышать, что она сейчас говорит. Кэтрин пытается обнять ее, что-то объясняет ей. Я впервые вижу, что моя бывшая подошла к окну. Она смотрит на меня, и наши глаза встречаются. И я тут же возвращаюсь в прошлое. В другое время. Когда единственным лицом, которое я хотел видеть в толпе, было ее.
Судья отправляет меня на скамейку штрафников. Пять минут. Но у этого ублюдка из Нэшвилла тоже пять за подножку. Ну, это и то, что выглядит как сломанный нос. Я ухмыляюсь ему, садясь и любуясь своей работой.
Глаза помощника судьи мечутся между мной и моим противником, он пытается подавить смех. Очевидно, что этот парень не является болельщиком Нэшвилла.
― Мне нужен телефон, ― говорю я ему.
― Это запрещено. ― Он качает головой.
― Мне все равно. Это я получу штраф. Дай мне гребаный телефон, ― кричу я ему.
Он достает из кармана свой сотовый. Я беру его и набираю номер Винни.
― Алло? ― отвечает он.
― Дай трубку Грейси, ― говорю я ему.
― Грей, какого хрена ты делаешь? Ты с ума сошел? ― шипит он.
― Дай трубку моей дочери, мать твою, сейчас же.
― Папочка, ты в порядке? ― спрашивает Грейси.
Я делаю паузу. Она впервые называет меня так. Она не раз говорила людям, что я ее отец, и даже, кажется, гордится этим фактом. Но до сих пор ни разу не обращалась так ко мне.
― Я в порядке, детка. Как ты? Что случилось?
― Он тебя бил, ― говорит она.
― Он пытался. ― Я смеюсь. ― Я в порядке, Грейси. Тебе не нужно беспокоиться обо мне.
― Я не хочу, чтобы ты пострадал и тебе снова пришлось уехать, ― шепчет она.
― Этого никогда не случится, ― говорю я, переводя взгляд на часы. У меня осталась одна минута. ― Грейси, я должен пойти и выиграть этот матч. Я люблю тебя.
― Я тоже люблю тебя, папочка, ― говорит она, а потом добавляет: ― И, папочка, убедись, что ты бьешь их сильнее.
Я усмехаюсь, завершаю звонок и передаю телефон обратно помощнику. Он прячет его в карман и качает головой. До конца штрафного времени остается двадцать секунд, и я уже на ногах, готовый снова выйти на лёд.
― Папочка, ты выиграл! ― Грейси подбегает ко мне, как только я вхожу в семейную ложу. Я попросил Винни побыть здесь с ними. Я не хочу, чтобы пресса беспокоила ее. Кэтрин была права, когда пыталась оградить нашу дочь от посторонних глаз.
― Так и есть. ― Я ловлю Грейси, когда она бросается мне в объятия.
― Я ухожу, ― говорит Винни, хлопая меня по плечу. ― Хорошая игра.
― Спасибо. ― Я подхожу и сажусь на диван с Грейси. ― Тебе понравилась игра? ― спрашиваю я ее.
― Мне не нравится, когда ты дерешься. Почему ты так часто дерешься? ― Она смотрит на меня теми же зелеными глазами, которые я вижу в зеркале каждое утро.
― Мне жаль, что тебе пришлось на это смотреть. Но в следующий раз, если папа будет драться, просто отвернись. И подожди, пока все закончится.
― Хорошо, но разве ты не можешь этого не делать?
― Я должен защищать свою команду. Это моя работа, Грейси.
― А если с тобой что-то случится? Тебе придется уйти? ― снова спрашивает она.
Я смотрю на Кэтрин, которая еле сдерживает слезы. Не знаю, почему меня волнует, что ей больно. Это не должно меня беспокоить.
― Я никогда не уйду, Грейси. Я наконец-то нашел тебя. Теперь я никогда тебя не оставлю.
― Обещаешь?
― Обещаю. ― Я целую ее в лоб и прижимаю к груди, поднимаясь на ноги. ― Давай, отвезем тебя домой.
Мы с Кэтрин выходим на улицу бок о бок. Почти все ушли, за исключением нескольких незнакомцев. Парковка для персонала находится за Замком. Здесь никого не должно быть. Поэтому, когда я замечаю тень, мелькнувшую между двумя машинами в свете фонаря, я передаю Грейси Кэтрин.
― Держись рядом. — Я обхватываю Кэтрин за плечи и веду ее к своему грузовику, продолжая смотреть в том направлении. И тут я вижу вспышку. Чертов фотограф. ― Садись в машину. ― Я открываю дверь, и Кэтрин усаживает Грейси на сиденье-бустер.
― Меня не должны фотографировать, Грей. ― В голосе Кэтрин звучит паника.
― Что ты имеешь в виду? ― спрашиваю я.
― Я имею в виду, что мое фото не может появиться в прессе, ― нервничает она. ― Мне нельзя. ― Теперь она дрожит.
Я беру ее за руки.
― Садись в машину и закрой дверь. Все в порядке. Я разберусь, ― говорю я, а потом добавляю: ― И не позволяй Грейси смотреть, ― когда дверь закрывается.
Кэтрин кивает с пассажирского сиденья.