Однако, если речь шла о руководстве к действию, тогда все в ее глазах выглядело иначе. Зачем нервничать заранее, если все равно случится то, чему суждено случится? На ее вкус это была великолепная отсылка к стоикам[2], и такой взгляд на мир был Анне понятен и, пожалуй, даже предпочтителен. Не стоит изводить себя мыслями о предполагаемых неприятностях, мучиться страхами, заранее переживать о том, что, в любом случае, могло или должно было случиться или, напротив, не случиться. Можешь предотвратить — флаг тебе в руки, не можешь — держи удар. Но «умирать» заранее, живя в вечном страхе, это не ее.
Все это к тому, что некое невнятное чувство тревоги посетило Анну еще во сне, и потом возвращалось к ней пару раз в течение дня. Не предзнание и не предвидение, тем более, не пророчество. И, тем не менее, это было очевидное предчувствие неких ожидающих ее в ближайшем будущем проблем. И Анна, — тем более, что дело опять происходило накануне Хэллоуина, — не стала игнорировать это чувство, разом собравшись и приготовившись к грядущим неприятностям. Однако впадать из-за этого в панику не стала. Она не знала пока, о чем идет речь, и поэтому была готова буквально ко всему, но, на самом деле, она жила в таком режиме уже довольно давно. Практически с того момента, как осознала тот факт, что хочешь или нет, но Волан-де-Морт вернется, а значит, войны не избежать.
Однако день прошел нормально, что называется, в штатном режиме. Ничего выдающегося ни в одну, ни в другую сторону. Одним словом, рутина, обыденность и банальная повседневность, но вот вечером у нее был запланирован праздник, и он состоялся. Чарльз получил, наконец, звание вице-адмирала, и по этому случаю рядовое свидание превратилось в нечто «приподнято возвышенное». Лимузин с ливрейным шофером, букет алых роз, — не ему, разумеется, а ей, раз уж она все еще отказывается от кольца, — и ужин в одном из лучших ресторанов Лондона Le Gavroche на Бонд-стрит. Под тихую музыку пили шампанское и красное вино Руссильон, вкушали французские кулинарные изыски и вели легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Похоже, они пришли наконец к консенсусу, отложив вопросы брака и семьи на неопределенное будущее. И это было просто прекрасно, поскольку ничто более не омрачало их отношений. Анна была этим довольна, но за десертом чувство тревоги опять кольнуло ее в сердце, напомнив, что жизнь прожить — не поле перейти. Впрочем, ей напоминания были без надобности, сама не девочка — знает, по чем фунт лиха.
Анна пригубила бокал с шампанским и прислушалась к ощущениям.
«Совсем с ума что ли спятили? — возмутилась она, обнаружив, что кое-кто пришел в этот фешенебельный ресторан, чтобы…
«Что?!»
Выходило, что ассасины пришли, мать их за ногу, по ее душу. И где? В центре Лондона, в фешенебельном магловском ресторане, полном ни в чем не повинных людей!
«Вот же мрази!»
Сейчас было не до того, чтобы высчитывать, кто и почему. Времени оставалось так мало, что его, можно сказать, уже не было вовсе.
— Чес, — сказала она с улыбкой, — мне надо пройти в дамскую комнату. Будь умничкой — не геройствуй. Это не твоя война! Но колечки, на всякий случай, следует надеть.
Речь шла о трех артефактах, которые Чарльз по ее настоянию носил с собой везде уже второй год: два щита средней силы и блокиратор ментального проникновения. Он, разумеется, морщился и пожимал плечами, но воленс-ноленс колечки с собой брал, а блокиратор и вовсе носил на цепочке, надев на шею вместо крестика или ладанки.
Между тем, Анна встала из-за стола, посмотрела Чарльзу в глаза, еще раз спрашивая, понял ли он, что происходит, потом набросила на плечи шелковый шарф в тон вечернему платью, — дресс-код, что б его, — подхватила сумочку-клатч[3] и пошла по направлению к холлу и туалетам. Надо сказать, ее шелковый шарф был не простым элементом наряда, в нем были скрыты несколько карманов со всем, что может пригодиться в скоротечном и не планировавшемся заранее бою. Но, главное, в нем была спрятана кобура с основной палочкой, вторая же — для левой руки, — была пристегнута с внутренней стороны бедра на манер дамских пистолетиков в фильмах про шпионив[4].
Первого киллера Анна увидела, пересекая холл, второго — заходя в дамскую комнату. Третьего она сейчас лишь чувствовала, но видела его минутой раньше, когда он вышел в зал ресторана из дверей кухни. Сейчас загонщик отставал от нее на двадцать секунд, если, конечно, не побежит, пугая посетителей. Но, скорее всего, он уже понял, куда она направляется, и спешить не станет, ибо чревато. Сунувшись без разведки за дверь, можно и непростительное в лоб получить. Так что Анна выиграла для себя секунд тридцать, вполне достаточно, чтобы приготовиться к бою. Взмахом палочки она трансфигурировала вечернее платье в брючный костюм, а вторым пасом превратила шарф в боевой пояс, которым он, на самом деле, и являлся. Затем, отступив в глубь просторного помещения, она приняла боевую стойку, одновременно создав на левой руке, — вернее, на второй своей палочке маленький по площади, но чрезвычайно мощный щит. Если бы его можно было увидеть, то он предстал бы перед наблюдателем в виде рыцарского «кулачного щита»[5]. Разумеется, это не было обязательным условием, но Анне нравились аутентичные вещи, и этот щит был похож на баклер из ее коллекции холодного оружия во внутреннем замке Стейндорхольм. Круглый, железный с черненым солнцем на внешней поверхности, имеющей едва обозначенную коническую форму.