«Ловко!!» — восхитилась Изабо. — Вроде как, и грехи свои признал, и ни причём оказался… Ну, почти ни при чем. Но ничего! Придет время, и ты, сука, ответишь перед законом, и передо мной тоже…»
— Я решил лишить ребенка магии, — продолжал между тем «каяться» директор. — Сделать это, не убивая девочку, можно было лишь одним способом: поставить ограничитель на ее магическое ядро.
«Но ты поставил два ограничителя!» — старая боль и прежний гнев едва не заставили ее атаковать старика, но она себя сдержала. Не время и не место сводить счеты. Не сейчас и не здесь, но когда-нибудь она его просто убьет. А выступить против него сейчас, означает подтвердить его домыслы на ее счет.
— Считаете, это не убийство? — спросила профессор Баблинг дрожащим от гнева голосом. — Вы просто отсрочили смерть ребенка, чтобы не замарать в крови свои белые одежды. Сам не убил, значит, не убийца.
— Я должен был выбрать между благом одного человека и общим благом, — с горечью в голосе ответил ей Дамблдор. — И вы правы, профессор Баблинг. Честнее было бы ее убить, но убить я не мог. Принятые мной светлые обеты не позволяют мне убивать.
— Полный бред, — прокомментировала его слова Лили Эванштайн.
— Возможно, — согласился с ней директор. — Я вам уже говорил, Лили. Я сожалею, но прошлое не изменить. Все это уже состоялось. Я забрал Гарриет и отдал ее на воспитание в семью маглов. К сожалению, люди эти оказались не очень хорошими, они плохо обращались с девочкой и совершенно о ней не заботились. Однако спустя пять или шесть лет кто-то, — я до сих пор не знаю, кто это был, — забрал девочку у маглов. Это все, что я знаю. Со слов одного человека, которому я полностью доверяю, девочка жива и здорова. Ограничитель удалось снять, хотя я ума не приложу, как им это удалось… Разве что с помощью темного ритуала? Но магия, как меня заверили, вернулась к Гарриет в полном объеме. Это все, что я знаю. Где она сейчас живет и где учится, и учится ли вообще, мне, увы, не известно.
«Сукин сын!»
И снова в зале повисла тишина.
«Что важнее для нас всех?» — спросила себя в этот момент Изи, имея в виду сестер и маму. Ей было очень стыдно, потому что сейчас она думала точно так же, как Дамблдор. Жизнь одного или жизнь многих — вот что лежало сейчас на чашах весов. Ее личное благо, ведь анонимность обеспечивала ей определенную безопасность, против общего блага, имея в виду всех волшебников. И тех, кто сейчас был здесь, и тех, кто сражался с пожирателями, и, разумеется, тех, кто, забившись в свои норки, дрожал от страха перед непредсказуемым будущим. Они обсуждали это не раз и не два. С мамой Анникой и с сестрами, но, в конце концов, все согласились, что решение должно приниматься ею самой в зависимости от сложившейся ситуации. Правда, мама до последнего требовала от нее заткнуться и не лезть на баррикады, потому что для нее жизнь Изи дороже жизней всех этих трусов и подлецов, готовых спрятаться за спину ребенка. Но и она сдалась, когда Изи напомнила ей, что тоже обладает свободой воли.
«Что важнее для меня, что важнее для всех нас, моя анонимность или слава, способная поднять людей на бой?» — Вопрос вопросов, но ни у кого не было подходящего ответа. Вернее, был, но это был совсем не тот ответ, которого ожидал бы от нее верный своим иллюзиям директор Дамблдор.
«Нет, — решила она в очередной раз, прокрутив в голове все давным-давно известные и буквально «обсосанные до костей» «pro et contra»[4], - молчать нельзя. Людям нужно знамя, им нужен лидер, за которым они пойдут в бой. А лидерами, что бы там ни думал по этому поводу Дамблдор, не назначают, ими становятся!»
— Я знаю, где находится Гарриет Поттер, — нарушив тишину, объявила Изабо.
Она была так красива сейчас, что Лиза готова была в нее влюбиться, тем более что она-то знала, какова Изи «на вкус и на ощупь», не говоря уже о том, что биологически они всего лишь дальние родственницы, но никак не сестры. Однако сейчас она имела в виду совсем другое. Изи была красива, как всегда, и в то же время она была красива сейчас той особой красотой, которую даруют лишь власть и харизма.