(Голос с места) Чорт с ней, она нам не нужна!
(Н. П. Ожегов) Я боюсь, что окажется нужна, хотя бы для участия в строительстве новой жизни. Но не об этой части интеллигенция и ее молодежи речь. Эта публика, видно, уже отпетая, и ей по дороге больше с нэпманами. Этой части, видно придется заняться составлением евангелия новой буржуазии, ее морального кодекса и так называемых нравственных законов. Но есть, дорогие товарищи, еще и другая часть, другой осколок брильянта, иная прослойка интеллигентов, и эта прослойка с вами, ей по дороге с вами, она и сейчас без подхихикивания, без задних мыслей, без напяленных петушинных перьев отдает революции единственную свою ценность: мозги. В большинстве— это рядовые низовые работники: учителя, фельдшера, врачи, землемеры, техники, агрономы и еще не знаю, какие категории. В меньшинстве это — профессора, ученые, писатели, художники, актеры, то есть работники столиц и крупных центров. Но моя речь не о меньшинстве. Это опять иные прослойки, иная категория, чем рядовые и низовые группы, о которых я упомянул сначала. Вы, наверное, понимаете, что я говорю об интеллигентах со старым, до революционным стажем, со старым образованием, — и вот эти-то интеллигенты, и вместе с ними их часть молодежи, поставлены в гамлетовскую позицию, поставлены силой вещей, а не по своей собственной воле, поставлены историей, колесом истории, распяты на историческом перекрестке, а жизнь шумно и бурно полой водой бушует мимо них, мимо распятых, и выносит новые, творческие формы жизни, выбрасывая на берег, на перекресток, не только ветки и льдины, а целые деревья, выдранные с корнем, с живым мясом, разрушенные дома, снесенные напором воды дворцы, памятники, башни... и это еще только начало, потому что бурное это наводнение, полая эта небывалая вода, стремительный поток разрушения несет с собой весну жизни, весну народов, весну новой свободы. А распятые... что делать распятым? Потому что мы, все мы, интеллигенты, пошедшие с революцией, оказались или окажемся, в конце концов, распятыми не руководящими органами, нет, а массой, этим самым стремительным полым потоком...
(Голос с места) Даешь по существу!.. Тише!
(Н. П. Ожегов) Да, выброшенными на берег и присужденными историей к гамлетовской позиции: быть или не быть? Стоит жить, или не стоит? И вот с таким вопросом столкнулись сейчас те из русских интеллигентов, что пошли за революцией с самого ее начала, пошли честно и без задних мыслей, и пошли потому, что необходимость итти вытекала из всего предыдущего, из их собственной жизни, из самодержавия. Так вот: стоит жить или не стоит? Ведь живешь, когда тебя окружают близкие, любимые, свои, когда тебе верят, когда бережно относятся к твоим словам и действиям, считая их по крайней мере за продиктованные честным отношением к жизни и к движению вперед. А когда этого доверия, этой любви и этой веры — нет, то сам собой напрашивается ответ на вопрос: нет, жить не стоит...
(Возгласы с мест) Долой! Проповедь самоубийства!
(Н. П. Ожегов) Дайте докончить, никакая не проповедь. И если старые, матерые интеллигентские волки, видавшие виды, видавшие тюрьму, ссылку, каторгу, видавшие самодержавие лицом к лицу, — а это был страшный зверь — самодержавие, товарищи, — если эти волки выдерживают напор такого вопроса и такого ответа, — то более молодые, неокрепшие, невыдержанные, одним словом, более слабые — погибают. И вот, по-моему, один из этих молодых, неокрепших, невыдержанных погиб на-днях на наших глазах. Я говорю о Викторе Шахове, товарищи. Он не выдержал тяжести давления этого вопроса и этого ответа — и погиб.