Но тут встает вопрос: учителем чего? To-есть, по какой специальности? Я долго над этим ломал голову, и в конце концов пришел к такому заключению, что лучше всего мне быть обществоведом. А для этого нужно знать литературу. Вот почему я решил итти на Лито.
У меня отец лежит совершенно больной, и доктор сказал, что у него эндокардит. Часто заходит Алешка Чикин, который живет теперь у Зин-Палны, т. к. мать у него померла. И вот у Чикина с отцом то-и-дело происходят споры о боге. Отец утверждает, что бог есть, хотя разных обрядов он и не признает.
— Ты подумай, — говорит отец. — Ну, если бы не было бога, то откуда могло взяться все, что есть на свете? Ты говоришь: клетка? Ну, а клетка откуда? Тоже не сама-собой образовалась. Вот что.
— Клетку образовала мировая материя, — отвечает Алешка, — а мировая материя есть вечное движение. Поэтому нет необходимости в существовании бога.
— Ну, это ты нахватался, — возражает отец. — Я, по крайности, вот, хоть теперь: умирать собираюсь, и знаю, куда иду, не пропаду, дескать, совсем без остатка. Останется лишек, как от материала при закройке. А ты будешь умирать, — на что ты будешь надеяться?
Алешка словно обрадовался:
— У меня много всяких надежд. Во-первых, я и умирать-то не буду.
— Ка-ак это такое? — засмеялся отец. — Вот это— отмочил. Ты что же, Кащей Бессмертный, что ли? Так ведь вы сказки отменили? Или опять пошло на сказки?
— Сказки здесь не при чем, — отвечает Алешка.— Одна сплошная наука. Сейчас изобретено омоложение. Каждому возможно удлинить жизнь на сколько он хочет. А когда я буду стариком, будет найдено средство против смерти.
— Сам не захочешь этого средства, дурашка,— перебил отец. — Так надоест, так опротивеет, что и не приведи-веди! А потом-то сообрази: если всем людям придать это средство, то народищу-то сколько образуется, — жить невозможно будет от тесноты. Резать друг дружку начнут места ради. Вот-те и средство от смерти, ха-ха-ха! Вы-думает!
— Ну, ладно, допустим, что и вправду это средство будут применять с осторожностью, — горячо сказал Алешка. — А у меня все-таки есть другая надежда, которой у вас нет и не может быть.
— Какая же это еще надежда?
— А то, что моя работа, мои мысли, идеи не умрут.
— Ну, и вера не умрет.
— Очень даже умрет, когда убедятся, что она не помогает жить.
— Как же это убедятся? — с усмешкой спросил отец. — Вера тепло создает в душе, полную отраду и спокой: дескать, люди есть твои враги, так более высшее существо о тебе заботится и тебя любит.
— Вот в том-то и сила, что на практике жизни выходит не так, — закричал Алешка так громко, что я его даже попросил потише. — Ни черта это более высшее существо не заботится и не помогает. Уж как я просил, когда был в беспризорных, чтобы бог мне послал на дороге портмонэ с деньгами, или даже хотя бы барыню в темном переулке с ридикюлем. Или вот, когда мать умирала, — я тогда еще верил или даже не верил, а надеялся, что что-то есть. Тоже просил: пусть не умирает, пусть не умирает, — всю жизнь бога любить буду. Так ведь нет — умерла. Или вот тоже прыщи. Кажется, маленькая просьба, чтобы прыщей на морде не было. И что же? Просил, просил — и плюнул. Теперь самому смешно, а тогда плакать хотелось. Высшее существо! Смех один!
— Это все не доказательство, — сказал отец. — Не обязан тебе бог прыщи лечить. Что он, фельдшер, что ли? Ступай к фельдшеру, он тебе иодом намажет. Ты давай настоящее доказательство, а не ерунду на постном масле.
— А вот, хотите, — крикнул Алешка и схватил ножницы,— распорю руку, а вы молитесь богу, чтобы он тут же вылечил?
— Стой, дуропляс, ты эдакий, — вмешался я и вывернул ножницы прочь, потому что знал Алешкину горячность. — Доказательства и другие бывают. И потом, папаньке вредно много волноваться. Слова ораторам больше не даю.