— Бля, вот упорные же, скоты. Ведь есть куда отойти, пока что. Съебали бы уже, и дело с концом. — Эмоционально комментировал, помогая перевязывать раненого, Христофоров.
— Одна радость, мы снова в резерве. — Отстранённо отвечал Филимонов.
Начинало темнеть. Алексей решил осмотреться, и с этой целью забрался на крышу здания. Подступлению темноты яростно мешал огонь многочисленных пожаров. Алексей услышал далёкий, одинокий выстрел.
Исход. Глава-28 Вечная жизнь… и борьба
Сильный удар, подобный удару кувалдой, свалил Филимонова с ног. Резкая, дикая боль в сердце сорвала дыхание. Алексей лежал на крыше, перебирая ногами, ухватившись левой рукой за область грудной клетки слева и широко распахивая рот, хватал воздух.
— Снайпер!!! Всем укрыться и отойти от окон!!! — Доносились из здания крики Христофорова.
До чердачной лестницы от Алексея было с десяток шагов.
— Надо туда… Самому… Полезут вытаскивать и сами попадут… Как я… — Как бы кусками, с перерывами, думал Филимонов. Пересиливая боль, и нехватку дыхания, он медленно, но упорно принялся ползти к чердачной лестнице. Снайпер, заметив движение, выстрелил снова. Пуля ударилась в крышу прямо под лицом ползущего Алексея, оцарапав ему скулу. Со стороны послышался уже знакомый, резкий, звук выстрела старой германской винтовки.
— Надо же… Жив мужик… Он же из второй роты… В такой каше был и жив… Тоже хочу… жить… — Продолжая ползти, в том же темпе думал Филимонов. — Хочу жить… Буду жить… Буду… Жить… Буду… Жить… — Делая выдох после каждого движения, чеканил мысль Алексей.
У чердачной лестницы его подхватил обеспокоенный Христофоров, и перенёс на лестничную клетку верхнего этажа.
— Буду… Жить… Буду… Жить… — Бормотал Филимонов. Сознание его уже было сильно спутано.
— Будете, будете. Сейчас. К медикам доберёмся. И будете жить. — Говорил Христофоров, помогая укладывать Алексея на брезент.
К тому моменту, когда Христофоров с бойцами вытащили Филимонова из здания и направились в развёрнутый неподалёку полевой госпиталь бригады, снайпер, ранивший Филимонова был пойман и зверски искалечен. Им оказался, местный, невысокий, блондинистый паренёк, 16 лет от роду. Поймавшие его бойцы потрёпанной накануне, в танковом сражении, второй роты, решили по своему сжалиться над ним и его мамашей, неожиданно появившейся рядом. Они не стали его убивать, только отрезали большой и указательный пальцы на правой руке, и выкололи правый глаз. После чего преспокойно отпустили под надзор расчувствовавшейся мамаши.
Алексей, к моменту, когда его доставили в госпиталь, всё ещё был в сознании. Лёжа в импровизированных носилках, он держался за рану в левой стороне груди и отрывисто дышал, лицо было неестественно бледным, с синюшным оттенком. Именно в таком состоянии его приняли медики.
— Ну вот, парни, теперь я снова Ванька-взводный. — Угрюмо сказал бойцам Христофоров, когда они вышли из подвала, где находился госпиталь.
— Нехорошо как-то вышло, толковый мужик, и так глупо подставился. — Поддерживая беседу, сказал нерусский боец, тот самый, меткий гранатомётчик, по фамилии Хабибуллин.
— Толковый. Но и на старуху бывает проруха. И чего его Крейзер на взвод воткнул, лучше бы мне звезду на погон кинул, а так зря загубил его считай. — С огорчением в голосе говорил Христофоров.
— Да ну, может и выживет ещё. — С некоторой долей возмущения сказал Хабибуллин.
— Не Ахмед, он не выживет. Если б чуть пониже ранили, то тогда возможно и выжил бы. Хотя, хрен его знает, поживём, увидим. — Мрачно и негромко произнёс Христофоров.
Через полчаса в госпиталь, готовившийся к очередному за день перемещению, прибыл запыхавшийся Алексеев.
— Где капитан Филимонов? — Спросил Алексеев у санитара регистрировавшего поступающих раненых.
— Нет его. — Устало отмахнулся санитар, предварительно заглянув в регистрационный журнал.
— То есть, как нет? — Недоумённо задал новый вопрос Алексеев.
— Так и нет, умер он. — Так же, усталым тоном, ответил санитар.
— Как, когда? — Спросил его Алексеев.
— Не знаю, это у врачей спрашивайте, у меня только отметка стоит, что он умер. — По машинному, от усталости, ответил санитар.
Алексеев не унялся и отправился к врачам. Один из врачей, прислонился к стене сидя на табуретке и прикрыв глаза отдыхал. По виду было более чем понятно, что он только что из операционной. Ротный привлёк его внимание и начал задавать вопросы.
— А, это ты того капитана имеешь в виду… — Лишь слегка приоткрыв глаза отвечал врач. — Я его оперировал. Умер он на столе. Редкое ранение он получил. Пуля срикошетила от грудины, задела по касательной сердце и застряла в лёгком. Крепкие кости у мужика были, даже не треснула грудина то. Вообще, крепкий мужик. До самой операции в сознании был, жить хотел сильно. Обидно мне, что он помер. Тут ведь как, поток идёт раненых. Всех никогда не замечаешь, только чем-то особенных. Капитан этот особенный был. Таких на всю жизнь запоминаешь. И жалеешь, что не смог спасти. Снятся даже иногда. Представляешь, у него перикард порван, кровь сердце сдавило, что есть мочи. А он жив, и разговаривает даже. И вот как я ему сердце то освободил, оно и остановилось. И не запустилось больше. На самом интересном месте… Такие просто так не умирают… Будет что-то… — Врач остановил монолог и, опустив голову, засопел во сне.