Вот чего боялась Ольга. Вот о чем она думала в свои последние минуты. Как же она смогла догадаться?
Ах, Ольга, Ольга…
— Почему ты молчишь? — голос дочери вернул его к действительности. — Стоишь на пороге и молчишь.
— Я пришел, — начал он, судорожно пытаясь найти оправдание, — пришел, чтобы поцеловать тебя на ночь. Понимаешь, вспомнил, что не сделал этого, — вот и пришел.
— Нет, — улыбнулась Юлия, — Ты меня поцеловал.
— Проклятый склероз, — он шутливо развел руками. — Возраст такой, доченька.
— Да ты у нас самый молодой! — Юля села в кровати, подтянув колени к подбородку, и приглашающе похлопала ладонью рядом с собой. — Моложе всех нас. Вот только киснешь немного.
— Ничуть, — он присел на край кровати. — С чего ты взяла.
— Да уж вижу, — голова дочери прислонилась к его плечу. — Я, папка, все вижу. Киснешь ты здесь от одиночества. Пока мы маленькими были, да и потом, когда мама умерла, ты вынужден был оставаться на Земле, с нами. А теперь, что тебя держит?
Он резко отодвинулся.
— Ты что имеешь в виду?
— Я? Твои полеты… Вот и Виктор Николаевич так же считает.
— Надоел мне твой Виктор Николаевич, — в сердцах проговорил он. — Заладил старый дурак: "летим, летим!" А куда летим? На верную смерть? Я в организованных самоубийствах участие не принимаю.
— Но они полетят…
— Они полетят. Они обязательно полетят.
— Значит, уверены, значит, знают, что наверняка.
— Да ничего они не знают! Ничего! А если бы знали, — спохватившись он замолчал и оглянулся на дочку — не догадалась ли она — и перехватил ее сочувствующий взгляд.
Совсем как у жены. Так она смотрела, когда на него накатывала тоска. Смотрела и молчала. Жена космонавта, она знала, или полагала что знает, как тяжело и бескрыло ему на Земле.
Внезапно он с ужасом подумал, что у всех улетающих в зону синего мерцания, кроме холостяка Витьки есть жены. Жены? Они уже сейчас могли считать себя вдовами. Уже сейчас…
"Когда уйдешь, сделай это незаметно…"
Он заставил себя улыбнуться.
— А знаешь, пожалуй, я приму предложение Виктора. Ты меня уговорила. Завтра же утром отправлюсь на Лунную базу.
Юля обняла его.
— Молодец, папка, я знала, что ты все равно полетишь. А мы тебя ждать будем. Как раньше.
— Да, как раньше, — он почувствовал, что должен уйти, что не может продолжать разговор, и встал. — Как раньше…
Придя к себе, он долго стоял у распахнутого окна, вглядываясь в звездный рисунок.
Он принял решение. Подвел черту.
Он ясно видел свое будущее.
Полет к лунной базе завершится трагически. Взрыв его личного космобота, разнесет обломки в бездонной пустоте и тело космонавта Бориса Алексеевича Черных найдено не будет. Он погибнет во второй раз, теперь уже окончательно. К детям придет горе и тяжесть утраты. Но горя земного и утраты земной, обычных, в страшной сути этого слова.
Он же, слившись с энергетическим коконом, уйдет. И вновь будет нарастать скорость, и пространство расступится и чувство полета вернется к нему.
А где-то, на яростных скоростях, в бездне немыслимого пространства, будут мчать, как и он, одинокие существа, забывшие, что когда-то были едины, променявшие великий смысл жизни на безудержный гон.
Будет мчать его род.
Никогда еще он не думал о своих соплеменниках так. Они возрождались для него из мира едва различимых воспоминаний, из холодного, как космос, мира теней. И впервые за тысячи лет он ощутил к ним жалость и любовь.
Внезапно у него перехватило дыхание от мысли пришедшей в эти минуты в голову. Она казалась сумасшедшей, невыполнимой, и он отогнал ее прочь. Но мысль вернулась, а вернувшись стала единственной, заполнила все его существо.
Отныне и навсегда он будет искать свой род, чтобы объединить их, вернуть утраченный смысл.
Он будет искать.
Он понимал, как это трудно, как это немыслимо трудно. Но знал и то, что иначе уже не сможет. Он понял, что обречен, что другого пути у него нет.
Он вышел в сад, спустившись по пологим ступеням крыльца. Мокрая от росы трава обхватила его босые ступни, едва заметный ветер коснулся лица.
Он встал на колени и поцеловал Землю.
ИСХОД — ДВА
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир.