— Первая трансформация, чтоб Небесным пусто стало! — выругался один из Лучезарных. — Даже замковые заклятья против неё бессильны. Как не вовремя!
— А разве такое бывает вовремя? — усмехнулся второй. — Приготовьтесь. Не думаю, что он опасен, но всё же…
Они выхватили мечи, Лайсве выхватила свой. Поднимались с мостовой стрыги, бруколаки и вырки и недобро скалились. Потрёпанный Карачун мигал свечными глазами за их спинами. Хорошо же ему досталось. Кто-то дорого продал свою жизнь, и чутьё подсказывало, что это был Микаш. Но тут ни медведь, ни даже сам Безликий не помог бы.
Лайсве обернулась к запертым наглухо воротам. Путь к бегству отрезан. Это конец! Только если Кым обернётся юркой птицей, то сможет выпорхнуть через узкий проём бойницы. Хоть бы, хоть бы!
Глаза Кыма наливались чернотой, нос вытягивался в загнутый клюв. Тело покрывалось аспидно-серыми, светло-коричневыми и чёрными перьями. Руки обращались в крылья, ноги укорачивались и желтели. Из пальцев на них росли изогнутые когти, сзади — хвост. Мгновение — и с его места с криком сорвался сокол.
Стрыги протягивали к нему руки, но птица ускользала от них. Она мчалась в сторону Петраса. Молниеносная атака — соколиный клич сменился криком кузена. Его правый глаз потёк вместе с кровью. Петрас замахнулся мечом, но сокол уже спрятался в бойнице.
— Глаз мой, глаз! — кузен закрывал ладонью правую сторону лица и сползал по стенке на пол.
— Хватит уже этого гвалта! — раздражённо воскликнул один из Лучезарных, тот самый, что говорил с Лайсве. Видимо, их главарь.
Он направился к ней. Демоны тоже обернулись в её сторону и зашипели.
— Нет, пошли все вон! Никто её тронет! — рявкнул главарь.
Твари поспешили убраться, уволакивая за собой тела. Последним в подземельях скрылся Карачун, с ненавистью мигая глазами-гнилушками.
Главарь приближался. Он не вынимал меча, словно не собирался сражаться. Глубокий капюшон скрывал его лицо, но голос и походка напоминали кого-то, кого Лайсве знала слишком хорошо. Кого-то, чьё лицо она боялась увидеть.
Она вскинула меч. Живой не дастся, пускай не надеются! Её клинок рассёк воздух перед главарём. Он замер, но лишь на мгновение.
— Я не хочу драться, милая.
Главарь протянул ладонь. Показался из рукава серебряный обручальный браслет на запястье. Лайсве отшатнулась.
— Не бойся, ты среди своих. Никто не причинит тебе вреда. Поверь мне, и я отведу тебя к твоему мужу. Ты ведь хочешь этого?
Она отступала, пока не уткнулась в запертые ворота. Лайсве зажмурилась. Нужно быть сильной, нужно бороться до конца!
Она бросилась на противника. Он выхватил меч и легко отразил удар.
Лайсве нападала, он отбивался играючи. Она знала все его движения, предсказывала любое, но пробиться сквозь безупречную защиту не получалось. Так было всегда, когда они сражались. Он поддавался, боясь причинить боль. Но Лайсве даже при всём старании и отчаянии не сравнилась бы с ним в мастерстве и опыте.
Удар, ещё удар. Лязг оружия эхом проносился по стенам. Враги кружили друг против друга в неистовом танце. Руки сводило от напряжения, ноги заплетались. Усталость всегда приходила так быстро.
Защитный финт — одна из его излюбленных техник. Меч выскользнул из её рук и, звякнув, упал в лужу крови. Главарь отпихнул его ногой и снял капюшон. Лайсве снова зажмурилась, хотя ей и видеть не требовалось.
— Ну же, милая, не говори, что не узнала. Я не поверю!
Лайсве заставила себя заглянуть в некогда родное, доброе лицо. Изменились разве что глаза: из серо-стальных они стали разноцветными — один голубой, другой зелёный. Это были глаза тёмного суженого из старого-старого сна.
Почти всё сбылось. Осталось только дождаться, когда он схватится с Огненным зверем, и мир сгорит в пожаре их битвы.
— Что они с тобой сделали? — Лайсве не сдержала всхлипа.
Тот, кто когда-то был её мужем, ласково улыбнулся:
— Я сделался лучше, сильнее, уверенней. Не осталось ни слабостей, ни страхов, ни сомнений.
— Но это делало тебя человеком! А теперь… это уже не ты!
— Нет. я. Я помню каждое слово, каждое прикосновение. Всё, что я говорил тебе прошлой ночью, сбудется. Мы выиграем в этой войне, мы построим новый справедливый мир вместе, где каждому воздастся по его деяниям, а не по рождению. Больницы, приюты для сирот и нищих — всё, что захочешь, мы сотворим вместе. Мы заберём Геда, и все будут уважать его, как нашего наследника.