Заметив, что Ольга проснулась, старик зашевелился, словно подбирая удобное положение и вдруг сказал:
– Ну-с?
Но Ольга молчала и безучастно смотрела на старика.
– Ну что ж, – сказал старик. – Подождём…
После чего соскочил с кресла и довольно проворно покинул комнату. Тут же вместо старика вошла женщина с полными малиновыми щеками. На женщине был белый передник, в руках она держала большой поднос, а на подносе стояли две дымящиеся чашки. В одной чашке оказался бульон, в другой – чай.
Со словами «покушайте, барышня, покушайте» женщина уселась рядом с Ольгой на неизвестно откуда взявшуюся маленькую скамеечку и поднесла к губам Ольги чашку с бульоном. Но Ольга, чуть приподнявшись, съела только три ложки, после чего, упав на подушки в изнеможении, тут же уснула.
Так продолжалось три дня. Ольга спала, по временам просыпалась, пила бульон, снова спала. Иногда она видела, что старик молча сидит в кресле, и уже не боялась его. А спустя три дня Ольга проснулась утром и впервые за всё время пребывания в комнате с нарисованным розовым кустом обратила внимание, что одета в длинную белую рубашку, что эта рубашка чужая и что ничего из собственных Ольгиных вещей в комнате нет. Она приподняла подушку, уселась поудобнее и принялась ждать чего-то. Долго ждать не пришлось: дверь приотворилась и в комнате показалась голова. Эта была та самая женщина с малиновыми щеками, приносившая Ольге бульон. Увидев, что Ольга сидит, голова заморгала и быстро заговорила:
– Ах ты, Господи!.. Сидит!.. Ну сейчас, сейчас…
Голова исчезла. А вскоре дверь распахнулась, и уже не одна голова, а вся целиком женщина в белом переднике появилась в комнате, неся перед собой большой поднос с чашками.
Под охи и ахи женщины, которую звали Татьяной, Ольга съела целую чашку бульона и выпила чаю. Когда Татьяна с подносом ушла, Ольга, откинувшись на подушки и прислушиваясь с удовольствием к своему телу, которое словно оживало или оттаивало после нескольких дней оцепенения, снова принялась ждать чего-то. И снова ожидание оказалось непродолжительным. Послышался короткий стук, и в комнату вошёл уже знакомый Ольге старик. Оглядев больную, он довольно хмыкнул, уселся в кресло и молча уставился на свою vis-a-vis. Ольга, подтянувшая одеяло к подбородку, тоже молча смотрела на старика.
– Ну-с? – наконец спросил старик.
Ольга слабо прокашлялась.
– Я вижу, вам несколько лучше. Не так ли?..
– Да, благодарю вас… лучше… – ответила Ольга и подивилась тому, как слабо звучит её голос.
– Знаете ли вы, кто я? – спросил старик.
Ольга покачала головой.
– А помните ли вы, по крайней мере, как попали сюда?
Ольга закашлялась.
– Мы ехали… – сказала она. – Да… кажется, я приехала с Иваном Степановичем… Но я не помню точно… Простите…
– Превосходно! – воскликнул довольный старик и потёр руки.
– Я не стану стеснять вас… – заговорила Ольга. – Я сегодня же уйду… Мне бы только мою одежду – я не нашла своей одежды… Простите, что от меня столько неудобств…
– Одежду?.. – удивился старик. – Ну уж нет. Одежду я вам не отдам.
– Почему? – пробормотала Ольга, наконец-то испугавшись.
– По нескольким причинам, – как ни в чём не бывало, отвечал старик. – Во-первых, мне интересно, кто вы такая. Во-вторых, вы ещё очень слабы, чтобы куда-то идти. А в-третьих… ну вот скажите мне… скажите… куда вы пойдёте? Отвечайте!
– Не знаю, – пробормотала Ольга.
– Ха! – воскликнул довольный старик. – Вот видите!?. А ведь я не душегубец, чтобы выталкивать вас на верную погибель. Чтобы уйти отсюда, вы должны сделать две вещи.
– Какие?..
– Вы должны выздороветь и понять, куда вы пойдёте. Тогда я вас отпущу… А пока вы здесь, вы должны рассказать, кто вы такая и зачем они привезли вас ко мне… Ну!.. Говорите!..
Старик замолчал и уставился на Ольгу, которая уже успокоилась и ничего не боялась. К тому же скрытность была не в её характере, и даже не думая о том, стоит или нет быть откровенной, Ольга принялась рассказывать. Ей было это приятно – в последнее время никто не слушал её, а Ольге было необходимо хоть кому-нибудь рассказать обо всём, что с ней случилось. Она начала издалека и долго говорила о Бердянске, вспомнив даже своего Пьера и объяснив незнакомому старику, отчего расстроилась её любовь. Она говорила об отце и матери, о няне Айтолу и даже об Азове. И наконец, добралась до графа Толстого. С влажными глазами она прочитала несколько отрывков из поэмы. А на словах «О, если б мог в свои объятья / Я вас, друзья, враги и братья, / И всю природу заключить!» принуждена была закрыть лицо руками и на некоторое время прервать повествование.