– Ну что вы, Ольга Александровна! Я?.. Никогда!..
Но даже этот вздор нравился Ольге куда больше разговоров Сикорского. К слову, Сикорский и Туманов не выносили друг друга. Это было видно хотя бы потому, как каждый из них замолкал и принимал скучающий вид, стоило другому заговорить.
– Войну они проиграли, и это не удивительно, – начинал Сикорский, а Туманов поднимал глаза, изучая трещины на потолке или, напротив, принимался осматривать щели в полу. А Сикорский, не обращая на него внимания, продолжал:
– Вот посмотрите: с революцией они тоже ничего не смогут поделать. С таким бездарным правительством… До сих пор по Москве смеются над великим князем… Старикашка трясётся, скоро имя своё позабудет. А его ставят отвечать за вооружение!.. Кому ещё это придёт в голову, кроме человека, которому на всё наплевать!.. Чего же они добьются с таким командованием? В первой же большой, а, впрочем, нет – ведь прошедшая война не была большой, просто в первой же войне их ждёт страшное поражение – крах!.. И это очень хорошо… Да-с! Пусть лучше так.
– Да, пусть так, – соглашался с ним Садовский. – Эти шатания… все эти настроения должны закончиться. Это должно во что-то вылиться. Не может так продолжаться вечно!.. В университете тоже неспокойно… Учиться некогда!.. Всё сходки, стихи читают, профессоров освистывают… А полиции – как студентов…
Проучившись несколько месяцев в Москве, Садовский был недоволен. Учиться и в самом деле почти не получалось – университет бурлил. Кроме того, Садовский сделал для себя ужасное открытие: медицина была ему противна. Несколько раз он уже с грустью вспомнил Харьков и математику и был зол на себя как за поспешное решение, так и за вынужденное сожаление о прошлом.
– Ненавижу я трупы! – жаловался он Сикорскому. – И чувствую, что никогда я к ним не привыкну. Копаться в человеческих отходах – что может быть гаже!..
– Зачем же ты ехал сюда? – удивлялся Сикорский. – Зачем тебе врачом быть?
– Чёрт его знает! – морщился Сергей и ерошил свои волосы. – Как-то я всё это себе не так представлял.
– Позволить себе что-то не так представить может твоя барынька. А вот тебе это непозволительно.
– Между прочим, Ольга Александровна моя в Бога верует… – непонятно к чему вставил как-то Садовский.
– Ну, да она у тебя ископаемое… Я об этом и говорю…
– Да, да… ты прав… конечно, прав… Теперь я думаю: а что дальше? Что делать мне дальше?.. Человеческое тело мне омерзительно. Особенно мёртвое или изуродованное болезнью тело… Но ладно бы – деньги. Так ведь придётся ездить по визитам, собирать крохи…
– Не постигаю: о чём ты думал раньше…
– Чёрт его знает, я и сам зол на себя… А всё тётка со своим Василь Василичем…
Разговоры эти то и дело стали повторяться. Садовский, чем больше думал о собственном просчёте, тем злее и нетерпимее становился. Ольга, знавшая об этих переменах, страдала тоже, а более всего опасалась, что Серёженька теперь её бросит. Ведь жениться, как сам же и предлагал, Серёженька не спешил, а теперь ещё надумал выйти из университета. Когда же Ольга спрашивала, что же будет, он только отмахивался и огрызался. А стоило Ольге спросить напрямую: не хочет ли он её бросить, и когда же они наконец поженятся, Серёженька вышел из себя и накричал на Ольгу:
– Оставь, пожалуйста!.. И нечего представляться невинностью! Ты отлично знала, что студентам нельзя жениться, а если знала, на что рассчитывала, когда ехала со мной?!. Знай: я вижу тебя насквозь. И всё твоё глупое женское коварство для меня очевидно. И мне противна сама мысль, что ты пытаешься уловить меня.
Ольга пробовала возражать, уверяя, что не пытается улавливать и Серёженьку любит, и что Серёженька сам предложил, «а если сам предложил и знал, значит – обманывал!», но Серёженька не пожелал слушать и из дому ушёл. На другой день к вечеру он вернулся, был кроток и называл Ольгу своей кошечкой. Ольга, проплакавшая всю ночь и весь день, снова прослезилась, целуя своего ненаглядного Серёженьку. Потом они просили друг у друга прощения и клялись, что браниться больше никогда не будут. И действительно, ссоры долго не повторялись. Но когда Сикорский объявил, что переводится в Петербург в Институт инженеров путей сообщения, и предложил подумать над тем же и Серёженьке, они снова повздорили.
– Я знаю… – плакала Ольга. – Я знаю, что ты меня бросишь. Ты нарочно не хочешь жениться на мне, чтобы бросить… А я и так… В каком ужасном я положении!.. А всё Сикорский… Я знаю: он настраивает тебя!..
– Как я устал от этого бреда! – кричал и морщился в ответ Садовский. – Какое положение? Что ты вечно выдумываешь? Я не собираюсь тебя бросать, я всего лишь хочу перевестись в Петербург. Лучше мне сдать экзамены и учиться там, нежели возиться с трупами здесь. Я трупы хочу бросить! Понятно?.. Трупы!..