утко. Потом, когда из России бандиты полезли, те попритихли. Под конец, даже помогать стали. Делились едой, медикаментами. А некоторые и в дорогу собрались заодно. Так вот и добрались до Медвежьегорска. Почти семьдесят тысяч всех: настоящих немцев, которых и в самой Германии то не осталось практически, латышей, эстонцев, литовцев, ну и своих, русских тоже… И получилось, что вся Европа уже на Кольском Полуострове да в Карелии сидит. И идут, идут беженцы со всего мира каждый день… И бандиты лезут часто. Почитай — день беглецы, на следующий день — эти… Убийцы… Как слоёный пирог. Патронов, правда, хватало. Не жалели. Везли из Мурманска. Видать, склады там большие были… А потом вообще приказ пришёл — пускать своих без ограничения. А то уже кое-кто ворчать начал, мол, земля то не бездонная. Она прокормить всех не сможет. И то верно — беженцы уже и кору на деревьях вдоль железки ободрали с голодухи… А где то к середине лета началось самое странное — сами бандиты косяком пошли. Раньше наших резали, где ни попадя, да издевались люто. И кожу сдирали живьём, и руки-ноги рубили… Словом, зверствовали, а тут… Мишка первых запомнил на всю жизнь: шли молча. Узенькой такой цепочкой. Одни женщины. С детьми. Причём все дети не старше пяти — семи лет. Или груднички вообще. На спине у матерей привязаны. Старухи тоже с ними. А ни мужчин, ни стариков, ни подростков нет… Нарвались горные жители на палку о двух концах. Когда их пророки призвали христиан резать, поднялись, обрадовались. Мол, христиане — овцы. Их резать, одно удовольствие. Поскольку им Христос приказывает покорными быть. И с превеликим удовольствием принялись воплощать приказы самозваных наставников в жизнь… Да никто не ждал, что из своих границ выйдет Китай, да ещё и с ним остальные пожалуют. Вспомнили в Пекине старый лозунг, не свой, правда, а соседский: Азия для Азиатов! Ну и прилегающие земли заодно. К Азии. Их тоже бы освоить не мешало. И пошли… Осваивать. Да так, что взвыли горцы. А потом и выть некому стало. Когда из пустынь да джунглей ещё и Африка повалила… Их там тоже море расплодилось. И все — жрать хотят… Вот и полёг практически весь Кавказ под штыками Социалистического Китая, да чёрного, вечно голодного братства… Хорошо, хоть кто-то догадался женщин к русским отправить. Мол, они, хотя и злые, но отходчивы. Есть надежда, что пощадят, не тронут. Может, и спасут… Дети должны рождаться, пусть и от гяуров. А то пропадёт сама память о том, что жили такие племена на Кавказе… Так что — полегли горцы до последнего, но с честью. Впрочем, выбора то у них и не было. Как говорится — не рой другому яму, сам в неё попадёшь. К русским идти — не пощадят. А жёлтые — в плен не берут. Так что… Пришлось умирать… А горянки — головы платками замотаны, лица тоже. Глаза чёрные, блестящие. И дети такие же. Смотрят, словно старики. Видать, запомнили на всю оставшуюся жизнь, ЧТО там творилось… Словом, когда караван из леса на поле вышел, Мишка за пулемёт, и едва успел руку с курка сбросить, а то бы полоснул. Разглядел, что женщины… Позвонил начальству, а там уже все на уши встали. Как такое может быть?! Короче, загнали вначале в депо, в пустой ангар всех. Охрану выставили. Правда, дров и воды дали. Люди, всё таки… А тем молча костры разожгли, воду в котлах кипятят. Что-то сварили, накормили детей. Уложили спать. Сами собрались в кружок. Молчат. Ждут… Утром из Мурманска какие-то начальники прилетели. Долго разговаривали с горской старшей. Почти до обеда. Потом вышли, головами покрутили, улетели. Но, правда, перед этим велели паёк дать. Михаил раздавал. На всю жизнь запомнил, как у них руки тряслись… Не от жадности. От стыда. От горя. От безысходности… Так вот просидели горянки в этом ангаре почти неделю. Потом опять приказ пришёл: всех отправить в Мурманск под конвоем. И состав пригнали. Товарный. За остальными то беженцами пассажирские вагоны присылали. Солдат в конвой и попал… Посадили, словом, в теплушки всех. Закрыли. Благо, окошки решётками забраны. Не выпрыгнешь. На каждую площадку тормозную — по охраннику с оружием. И — вперёд. Паровоз древний пыхтит. Еле тащится. А вдоль дороги — поля, поля, поля… народ исхудалый, но весёлый: ещё бы — лето наступило, дожили. Точнее — выжили. Сажают всё, что можно. На себе — пашут, новые площади расчищают. Кое-где — дома строят. Но вот что странно, заметил Михаил, народу на Север прошло немеряно. А особо то и не видно, что прибавилось населения. И города полупустые, и деревни. Может, дальше люди? У самого Мурманска? Или за ним? Но и северная столица тоже пустынная стоит. Проехали через весь город, и дальше поезд пошёл. К флотской столице. В Североморск. Тут Михаил на корабли полюбовался. Стоят вдоль причалов. И военные, и гражданские. Всякие разные… И флаги тоже у всех… Норвежские, английские, польские, немецкие… Даже звёздно-полосатые… И громадина авианосца у входа в залив в память врезалась… То ли «Энтерпрайз», то ли «Нимитц»… Не разглядеть. Одно понятно, что атомник. Но люди то где? Люди? Вымерли, что ли?!
…А состав тем временем уже и Североморск миновал, останавливается посреди здоровенного поля, бетонными плитами выложенного. А на поле том здоровенные такие грибы. Зелёного металла. По километру шляпа у каждого. И встречают уже поезд, стоят ребят крепкие, с оружием наизготовку. Ну, Миша, ты своё дело сделал. Доставил конвой, куда положено. Надо бы назад возвращаться. Да не тут то было. Не кончилась твоя дорога, солдат… Дальше следовать нужно. На Марс… Вот и корабли тебя ждут. Вперёд, парень, жизнь то — продолжается!