— Пошли, пап?
Сын трогает меня за плечо. Киваю. На меня навалилась вся усталость, копившаяся эти дни, и шагаю я тяжело. С корабля продолжают выходить наши. Солдаты Рарога осеняют себя знаком Всевышнего, кое-кто шевелит губами в молитве. Всё это мне хорошо видно в пронзительно слепящем свете прожекторов корабля, заливающем всё вокруг. Кто-то спускается с 'Зубра' по аппарели. Знакомый силуэт… Костя?!
Он вскидывает руку к виску в извечном приветствии. Отвечаю тем же, выдернув засунутую в горячке боя под погон свою, и нахлобучив её на голову. Не выдержав, мужчина обнимает меня, хлопает по плечу, затем смотрит на стоящего за моей спиной Петра. Тот нервничает. Причём, как заметно мне, очень сильно. Поворачиваюсь к нему:
— Петя, я тебе обещал корабль и помощь?
Он кивает, не в силах отвести взгляд от Кости.
— Вот корабль.
Показываю рукой на чудо кораблестроения.
— А помощь ты сам видел…
Как раз вовремя из темноты появляются наши бойцы, волокущие кого-то упирающегося за воротник.
— Товарищи офицеры, языка взяли. Их командир. Остальные — двести.
— Ведите его на корабль, заприте где-нибудь в кладовке. Потом побеседуем.
Снова поворачивается ко мне:
— Ну, рассказывай. Что, чего, как?
— Устал я, Костя. Кофейку бы для начала.
— Сейчас будет!
Гаркает во всю глотку:
— Дневальный! Кофе нам! С товарищем подполковником!
Спустя пять минут, что по моим меркам, слишком долго, нам выносят складной столик, четыре стула, ещё один боец приносит кофе. Затем, козырнув, уходит. Усаживаемся, я спохватываюсь:
— Давай к нам, Петя.
Выдвигаю стул, затем представляю парня Косте:
— Командир обоза и всех этих людей, Пётр Рарог. Да ты его знаешь — наш первый 'язык' здесь.
Мой товарищ восклицает:
— То-то я гляжу, кого-то он мне напоминает!
Они внимательно смотрят друг на друга, делая свои собственные выводы. Затем я снова говорю:
— Три сотни человек, включая бойцов Петра. Лошади. Личное имущество. Влезем?
— Без проблем.
Теперь я говорю Рарогу на русийском:
— Давай, Петя. Командуй.
— Погоди чуток, не гони конец, Миша. Сначала мы танк загоним, а потом уже и всё остальное.
— Тоже верно.
Перевожу русу наш разговор. Он горячо вослицает:
— Это правильно. Пусть мои чуть пообвыкнут. А то…
Ёжится.
— …жутковато такая машина смотрится…
Услышав перевод, Костя коротко смеётся. Затем Пётр уходит, чтобы объявить новость своим. Спустя несколько минут из темноты слышны радостные ликующие крики. Я делаю большой глоток из чашки, затем спрашиваю:
— Что там у нас?
Инженер подбирается:
— Тебе — месяц отдыха. Потом, извини, опять сюда.
— Куда? Русии больше нет. Прощёлкали.
Он вдруг улыбается:
— Совет принял решение — очистить государство от интервентов, помочь императрице Аллии вернуть законный трон.
У меня с души словно сваливается камень:
— Наконец то! Чего только тянули?
— Зато теперь всенародная поддержка будет трону обеспечена.
— Через море крови?
Он хмурится.
— Мне это нравится ещё меньше, чем тебе. Но так сложились обстоятельства.
— Обстоятельства…
Бормочу я. Хочется просто покрыть всё матом, а Серёге набить морду. Но…
— Ладно. Утром грузимся и убираемся отсюда?
Костя кивает.
— Тогда я пойду спать.
— Я тебе каюту выделил.
Пару секунд колеблюсь, потом отрицательно качаю головой.
— Спасибо, но я к жене и дочери.
Удивлённый взгляд, даже завидующий. Только по-хорошему.
— Поздравляю!
Киваю в ответ, ухожу в городище, подсвечиваемый в спину прожектором…
Эпилог первой части.
…Вот и мой дом на Новой Руси, в нашей Метрополии. Толкаю хорошо смазанную сыном калитку — он остался с Хьямой на Паневропе, на нашей новой базе, захожу во двор. Видно, что парень присматривал за хозяйством хорошо — трава аккуратно пострижена, ровные дорожки, вымощенные камнем, чисто подметены. Вхожу в сад, медленно шагаю к высокому крыльцу — веранде. Стол, за которым я так любил сидеть вечерами с сигаретой и любимой чашкой кофе, заново покрыт лаком. Подхожу к нему, усаживаюсь на чуть покрытый пылью табурет. Сижу, молча рассматривая вершины домов, виднеющиеся из-за густой зелени. На улице спешат люди, порыкивают машины. Гружёные 'студебеккеры', наши 'Уралы', 'Зилы', 'Камазы'. Жизнь кипит. Не спеша, в противоположность остальным, шествую будущие мамы, гордо выставив животики. Перед ними расступаются, дают дорогу. А те светятся счастливыми улыбками… Поднимаюсь. Открываю входную дверь. Спохватываюсь — там, за калиткой, робко переминаются с ноги на ногу Аора и Юница.