— Ох, Франни, — запричитала мать, слова вылетали быстро и торопливо. Она приложила руку к щеке, как оскорбленная кумушка-девственница. — Как-это-случилось?
Такой же вопрос задал и Джесс. Именно это выбило ее из колеи; это был тот же самый вопрос, который задал ей он.
— Так как ты сама родила двоих детей, тебе известно, как это происходит.
— Не умничай! — выкрикнула Карла. Она широко раскрыла глаза и выпустила огневой заряд, который всегда пугал Франни, когда она была еще ребенком. Мать быстро вскочила (эта манера тоже всегда пугала Франни) — высокая женщина с седеющими, прекрасно уложенными волосами, высокая женщина в изящном зеленом платье и безупречных бежевых чулках. Она подошла к каминной полке, куда всегда подходила в моменты стресса. Там торжественно покоился огромный альбом. Карла увлекалась генеалогией, в этот альбом была вписана вся ее семья, по крайней мере, начиная с 1638 года, когда первый предок из безымянной толпы лондонцев был занесен в церковную книгу как Мертон Даунс, Фримасон. Четыре года назад ее генеалогическое древо было опубликовано в «Нью-Ингленд дженеалоджи».
Теперь она обратилась к этому альбому с кропотливо собранными именами как к спасительной территории, где никто не мог перейти границы. Разве не было в нем воров, раздумывала Франни. Не было алкоголиков? Не было незамужних матерей?
— Как ты могла так поступить с твоим отцом и мной? — наконец спросила мать. — Это тот парень Джесс?
— Да, это Джесс. Он отец ребенка.
Карла вздрогнула при последнем слове.
— Как ты могла допустить это? — повторила Карла. — Мы делали все возможное, чтобы правильно воспитать тебя. Это просто, просто, просто… — Закрыв лицо руками, она заплакала. — Как ты смогла сделать это? — причитала она, — После всего, что мы сделали для тебя, это твоя благодарность? Ты вырвалась на волю и… и… совокуплялась с парнями, как сука во время течки. Ты испорченная, развращенная, дрянная девчонка!
Мать разразилась рыданиями, склоняясь к каминной полке за поддержкой, одной рукой прикрывая глаза, а другой продолжая поглаживать зеленый бархат альбома. Часы ее дедушки продолжали невозмутимо тикать.
— Мама…
— Не смей разговаривать со мной! Ты уже достаточно сказала!
Франни застыла на месте. Ноги у нее задеревенели, странно, но они дрожали. Слезы наворачивались ей на глаза, но нет, она не позволит этой комнате снова победить себя.
— Я уйду.
— Ты ела за нашим столом! — неожиданно закричала Карла — Мы любили тебя… мы поддерживали тебя, давали деньга… и вот что мы получили за это! Дрянь! Мерзкая девчонка!
Франни, ослепленная слезами, споткнулась. Ударила правой ступней по левой лодыжке. Потеряла равновесие и ушла на пол, раскинув руки. Виском она ударилась о кофейный столик, а рукой опрокинула вазу с цветами. Ваза не разбилась, но вода расплескалась по ковру, превращая его серебристо-серый цвет в темно-серый.
— Посмотри на это! — почти триумфально закричала Карла. Тушь на ее ресницах растеклась, образовав черные тени под глазами, слезы оставили бороздки в макияже. Она была на грани безумия. — Посмотри на это, ты испортила ковер, ковер твоей бабушки…
Франни сидела на полу, ошеломленно потирая висок, все еще всхлипывая и пытаясь сказать матери, что это всего-навсего вода, но теперь после всего происшедшего она не была полностью уверена в этом. Была ли это только вода? Или это урина? Которая из них?
Снова двигаясь с пугающей быстротой, Карла Голдсмит схватила вазу и замахнулась ею на Франни.
— Какое ваше следующее действие, мисс? Может быть, ты собираешься остаться здесь? Может, ты рассчитываешь, что мы будем кормить тебя и лелеять, пока ты не покроешь себя позором перед всем городом? Наверное, так ты и думаешь. Ну что ж, нет! Нет! Я не позволю! Я не допущу этого!
— Я не хочу оставаться здесь, — пробормотала Франни. — Почему ты так решила?
— Куда же ты пойдешь? С ним? Сомневаюсь.
— К Бобби Ренгартен в Дорчестер или к Дебби Смит в Сомерсуэрт. — Франни собралась с силами и поднялась с пола. Она все еще плакала, но уже начинала сердиться. — И вообще, это тебя не касается.
— Это тебя не касается! — передразнила Карла, все еще держа вазу в руках. Лицо ее стало мертвенно-бледным — Это-то меня не касается? То, что ты делаешь, находясь под моим кровом, не касается меня?! Ах ты неблагодарная сука!
Она отвесила пощечину Франни, и весьма основательную. Голова Франни откинулась назад. Она перестала потирать висок и начала тереть щеку, пораженно глядя на мать.