Неопределенного возраста и вида мужик, стоя на грубом крыльце, вяло проговорил : «Эй, чего ящик без спросу берете?» Он положил кекс обратно и оглядел говорившего, не отвечая. Мишка же ел и запивал с удовольствием. «Тебе жалко? Мы тебе принесем сколько-угодно этой рухляди, ты только скажи сколько и куда..», – добродушно проговорил Мишка, справившись с кексом, не выпускаяя опустевший стакан.
Скрипнула дверь еще раз – высунулся другой, помоложе. «Сынки совсем припухли, старшего посылают…», – удивился он и вылез полностью на крыльцо. Первый даже не сдвинулся, держа руки опущенными. Его приятель пролез между стоявшим и стенкой крыльца, спустился на землю. «…Ну вам что сказали!?», – чуть повышая голос, он двинулся к курсантам. Мишка осторожно поставил стакан и смотрел с любопытством на приближавшегося к ним. Хлопнула форточка слева от крыльца. Оттуда беззвучно выглядывало чье-то лицо.
«…Ну ты, еврей… Я же тебе сказал…» Он молча встал напротив Мишки. В груди, глубоко, разлился холодок. Мужик уже подошел вплотную – расстегнутая куцая телогрейка открывала синюю выцветшую майку. Бледно-молочные руки с разрисованными синим пальцами, далеко вылезали из рукавов. Он остановился в полутора шагах. Лицо было беззлобным, таким же молочно-белым как руки. «…Ящики, говорите, принесете!?», – задумчиво повторял он, глядя больше себе под ноги, не встречаясь глазами, и вообще не делая никаких движений. «Скидывайте сапоги и шинели…», – решительно предложил мужик. Мишка чуть отпрянул. Он коротким рывком затянул ремень, подергал ногами. Мишка, почувствовав его движение, оглянулся. «Давайте, ребятки, шинели. И с обувкой не задерживайте…» – голос, но уже не вялый, а вполне твердый раздался слева.
Они не успели даже заметить, как первый, стоявший все время на крыльце, оказался рядом, с другой стороны. Он был одет похоже, но в застегнутой телогрейке и в завернутых до середины голени серых сапогах. И руки его шевелились.
Но его загораживал Мишка.
Руки и ноги будто примерзли к телу. Только от прижавшегося к нему Мишки шло тепло. Но он внимательно наблюдал за тем, кто стоял ближе к нему. А он и не двигался, будто выжидая. Краем глаза он ухватил короткое движение слева. Только чуть охнул Мишка и полностью закрыл его. Мишка мешал, и он инстинктивно сделал шаг назад. Тот, кто стоял перед ним, отпрянул. Этой заминкой он воспользовался и, сделав еще шаг назад от продолжавшего стоять Мишки, очутился лицом к лицу с тем, кто до сих пор был скрыт от него другом. От блеска в руке нападавшего, его будто обрушило с размаху в прорубь. И тут же его охватил испепелявший жар.
Руки привычно захватили ту руку, с ножом, корпус произвел рывок с поворотом, и чужое тело, тяжесть которого он не ощутил вовсе, пролетело мимо него. Он не стал смотреть, как оно упало, и, молниеносно, обойдя Мишку, оказался лицом к лицу со вторым, который еще не успел сделать ни шага.
Он словно опять попал в то, знакомое, пространство, из которого чужое движение виделось неповоротливым, неловким, замедленным. Он видел все, замечал все и мог делать с тем, кто вышел против него, все что-угодно…
…Второй полетел через голову, нелепо выставив руки. Спустя секунду раздался сдавленный выкрик. Сбив ящик, на котором стояли стаканы, ворочался первый, брошенный им. Мишка осторожно-медленно с тихим вздохом садился на землю. Он поддержал его и увидел красное пятно, раслывавшееся по ворсу шинели. Выбитый нож с обмотанной синей изолентой рукояткой валялся у ящика.
Он навсегда запомнил, как он был спокоен, когда резко заломил руку, из которой выпал нож. И помнил с наслаждением хруст, животный вопль и бесчувственное тело на земле. Как неспешно подошел ко второму, внимательно посмотрел в его глаза. Видел, как тот закрывается синими пальцами. После тяжкого глухого удара носком ботинка из-под низу в челюсть опало второе тело…
Мишка сидел на земле, изо-всех сил стараясь удержаться прямо, зажимая руками живот. Из-под рук проступали красные пятна, растекаясь и темнея. «…Не бросай меня…», – прошептал Мишка, силясь не закрывать глаза на белом лице. Хлопнула форточка, за нею резко отпрянули, стало тихо во дворе…
«Миш, ну что ты такое говоришь…», – он склонился к Мишке, погладил его по лицу.. «…Что ты меня как покойника…», – пытался пошутить Мишка, но сомлел и уронил голову. Он присел над Мишкой, стал хлопать его по лицу, трясти. Мишка ненадолго выплыл из забытья.
Он думал вначале забежать в магазин, благо за углом, и позвонить в «Скорую». Но Мишку клонило в беспамятство. С каждым толчком сердца, с каждой каплей крови, с каждой секундой выходила из Мишки жизнь…