Когда Бабаев домчал до места, схватка уже закончилась. Пятеро парней в форме Росгвардии преклонили колена пред растерзанной тушей Змея Горыныча и окропляли лица кровью поверженного врага. Необычный ритуал для такой структуры, но что обычного осталось в этом проклятом мире?
— Мужики! — сержант встал у края и поднял руки, одновременно привлекая внимание и давая понять, что не представляет угрозы.
Правильная мысль — бойцы тут же наставили на полицейского стволы, но сразу опустили. Рослый парень с «кедром» — скорее всего, командир — махнул, мол, подойди.
— Здравия желаю. Сержант Артур Бабаев.
— Старший лейтенант Демьян Родин. Что за чертовщина у вас творится?
— Без понятия. Но чертовщина — это точно, — Артур вкратце рассказал о ночном появлении дворца и последовавшей за этим кутерьме.
— Интересно… Надо будет туда прогуляться, но уже поздно, а наш броневик подбит.
— Здесь недалеко отдел полиции — там есть казарма. Проверим, все ли в порядке, а заодно и отдохнете.
Демьян оглянулся — соратники молча кивнули.
— Хорошо. Веди.
Пополнившийся отряд окунулся в сгустившиеся сумерки. Небо затянуло облаками, после недавней грозы освещение так и не починили, и поздний вечер превратился в глухую ночь. Причем «глухая» — не только красивое, но и правдивое сравнение — главная улица, она же исторический центр, с круглосуточными пешеходами, гуляками, машинами, кафешками, музыкантами и прочей шумной публикой, полностью смолкла. Лишь изредка с треском брызгали искрами тусклые вывески да невесть с чего пиликали сигнализации во дворах. Но тишина для бойцов — верный друг и помощник, потому что без посторонних звуков легко заметить крадущегося врага. Темноту же легко разбавить нагрудными фонариками, и при правильном построении — клином — лучи освещали тротуар на несколько метров вперед.
И когда до участка оставалась пара кварталов, из арки трехэтажного дома с желтым фасадом и двором-колодцем, откуда до конца времен не выветрится дух старины, донесся девичий плач. Как ни странно, первым его услышал Бабаев — уж слишком переживал за маленькую Машу. И, повинуясь долгу и чувству, как завороженный шагнул во мрак узкого прохода, но был вовремя схвачен за плечо Французом.
— Куда рванул-то?
— Там… ребенок плачет, — встряска согнала наваждение, и на смену пришел страх — один раз сержанта уже обманули столь же подлым образом. — Или чудище, притворяющееся ребенком.
— Может, гранату кинуть? — предложил снайпер, подбросив на ладони тубус со светошумовой начинкой. Такая штучка вблизи да в замкнутом пространстве контузит и взрослого, а малыша и вовсе убьет.
— Кончай так шутить, — проворчал Рыцарь. — Дуло, за мной. Остальные — прикрывайте.
— Осторожнее там, — посоветовал Бабаев. — Твари умеют морочить голову.
— Разберемся.
Арка в длину не превышала двадцати шагов, но лучи фонарей отсекались прямо на выходе, словно весь двор залила непроглядная чернота. Демьян позабыл робость еще в детстве, но, шагая к смолянистому барьеру, не раз обдумал предложение Тихого. Особенно после того, как в монотонное хныканье добавилось неестественное, нечеловеческое, механическое эхо. Будто плакала старая советская кукла, засунутая в металлическую бочку.
— Может, другой гранаткой? — Дуло похлопал барабан.
Рыцарь вскинул руку — внимание. Стоило выйти из арки, как тьма немного рассеялась, а кое-где в окнах даже брезжил свет — неяркий, неверный, как от свечей. Этого все равно мало, чтобы оценить обстановку, вдобавок лучи невесть с чего сузились и замерцали, хотя бойцы зарядили аккумуляторы перед командировкой. Пятна не больше тарелки заскользили по припаркованным автомобилям и застывшим кустам, пока не сошлись на детской площадке посреди двора.
Вполне современной, пестрой, пластиковой — никаких ржавых покосившихся каруселей и скрипящих без ветра качелей — но спокойнее оттого не становилось. Ведь на ступеньках горки сидела тощая девочка лет десяти в белом платье до щиколоток. Ребенок обнимала себя за плечи, сильно подавшись вперед, отчего черные как битум прямые волосы ширмой заслоняли лицо. Такая и в людном месте в яркий полдень покажется если не пугающей, то явно подозрительной, а уж в оцепеневшем, оккупированном нечистью городе сам бог велел мурашкам маршировать по хребту.
— Эй! — окликнул Демьян.
Девочка резко вскинула голову, и у парня машинально согнулся указательный палец — хорошо, «кедр» смотрел в пол, а подушечка лежала не на крючке, а на скобе. Ну нельзя же так дергаться — тут и самый стойкий пальнет, увидев осунувшееся, зареванное и бледное как мел лицо с темными кругами под пронзительными, будто сияющими зелеными глазами. Вернее, глазом — второй по-прежнему закрывали прилипшие к коже волосы.