— Мама, мамочка!..
— И что теперь делать? — проворчал Француз. — С собой ее таскать? Или тут одну оставить?
Ответить Демьян не успел — входная дверь отворилась и на улицу в одном халатике выбежала молодая женщина с длинными черными волосами, развевающимися позади точно крылья или плащ. Потеряшка протянула маме ручонки, та схватила ее, крепко обняла и зарыдала. Они очень походили друг на друга — такие же осунувшиеся, бледные, тощие, а в свете фонариков сходство лишь усилилось — это определенно мама и дочь.
— Моя радость, моя Эсми, — прочитала страдалица, гладя ребенка по макушке и спине. — Злые люди нас разлучили, но теперь мы вместе.
Как и подобает настоящему Рыцарю, лейтенант хотел уже уйти без слов благодарностей. Но Бабаев, чаще работавший «в поле» и лично столкнувшийся с мистикой, не спешил возвращаться. Особенно после фразы «злые люди» — нечто похожее, пусть и в сильно измененной форме, уже доводилось слышать от существа на стройке.
— Доброй ночи. Сержант Артур Бабаев, первый отдел полиции, — мужчина встал напротив и показал удостоверение. — Могу я проверить ваши документы?
— То есть? — женщина бросила на стража порядка хмурый взгляд.
— Простая формальность, так положено по протоколу.
Француз, до сих пор не верящий в счастливый итог, расплылся в ехидной улыбке. В паспорт вписаны дети, и если там действительность есть подходящая по возрасту Эсмеральда — значит, все шито-крыто. Если же нет — эта парочка явилась откуда угодно, но только не с просторов нашей необъятной Земли.
— Вы издеваетесь? Я чуть с ума не сошла, ноги в кровь сбила, полгорода оббежала, а вы еще и документы требуете?
— Не сочтите за грубость, но я обязан это сделать. Таков закон.
— Возмутительно! — красотка вспыхнула, но быстро остыла, будто осознав, что лучше не перечить шестерым вооруженным мужикам. — Сейчас принесу — все осталось в доме. Карманов, как видите, у меня нет!
Бабаев видел — в лучах фонариков и без того легкий шелковый халат просвечивался насквозь. Лишь раз скользнув по точеной, пусть и слегка худощавой фигурке, сержант посмотрел хозяйке в глаза и больше взгляд не опускал.
— Малая подождет с нами, — стрелок и снайпер, не сговариваясь, сомкнули плечи перед калиткой, когда женщина понесла ребенка во двор.
— Да вы… вы вообще обнаглели?!
— Нет, — спокойно ответил Француз. — Вдруг вы не та, за кого себя выдаете?
— Ч-что? У вас с головой все в порядке, простите? Эсми, скажи, кто я?
— Мамуля… — в полусне пробормотала девочка, посапывая на плече.
— Еще вопросы?
— Протокол, — напомнил Бабаев. — В городе — чрезвычайное положение. Мы вели вашу дочь несколько кварталов — еще за две минуты с ней точно ничего не случится.
— Напомните, как вас зовут? — хозяйка прищурилась и посмотрела с таким презрением, словно перед ней стояла куча навоза.
— Сержант Артур Бабаев.
— Ефрейтор, — бросила брюнетка. — И то если очень повезет.
После чего отдала малышку Родину и быстрым шагом направилась к дому. Хлопнула дверь, и поселок вновь окутала тишина. Француз выкурил сигарету, а хозяйка так и не появилась. С другой стороны, когда стрелок нервничал, справлялся с папиросой в пять затяжек, поэтому никто не обратил на него внимания. Прошла еще минута, вторая, третья, а дом выглядел так же, как и все остальные — мрачным и безмолвным. Не колыхались занавески, не загорался свет, не доносились шаги. Допустим, звукоизоляция хорошая, но нельзя же искать паспорт в кромешной темноте? Если, конечно, не умеешь в ней видеть…
— Что-то тут нечисто, — проворчал Дуло. — Либо никакого паспорта у нее нет, либо дом — не ее. Я в своей квартире и с завязанными глазами что угодно отыщу.
— Потому что у тебя однушка в тридцать два квадрата, — Тихий хмыкнул. — А тут — хоромы!
Демьян вздохнул. Малышка крепко спала — будить и расспрашивать не хотелось, отдавать непонятно кому — тем более. Пришлось выбрать компромиссный вариант.
— Ладно, пойдем, поможем. У нас хоть фонари есть.
Бойцы гуськом вошли во двор, залитый тем же киселем, что и весь город. Создавалось впечатление, что тьма изо всех сил нападает на свет, пытается загасить, залить, заслонить, но не справляется до конца с земными устройствами, потому что не знает, как они работают и где их слабые места. Чушь, понятное дело, но какие еще мысли лезут в голову при виде жуткой лепнины и прислонившихся к фасаду уродливых статуй, точно сошедших со страниц Лавкрафта. Запрокинутые головы, раззявленные рты, заломленные руки, горбы и опухоли — казалось, это люди, попавшие под взгляд Медузы Горгоны, но окаменевшие не сразу, а медленно и в страшных муках.