Во время сухура мы постоянно поглядывали на часы. На холодильник мы вешали календарь Рамадана, где было отмечено точное время восхода и захода солнца, так что знали, когда следует прекратить есть. Ровно перед восходом я расстилал молитвенные коврики и провозглашал адан. Родные в это время продолжали есть и пить, торопясь закончить завтрак до восхода.
Однажды утром, когда настало время провозглашать адан, Амми сказала мне полушутливо:
– Биллу, сегодня читай адан помедленнее, я еще не доела!
Хотя адан – дело серьезное, признаюсь, я не смог удержаться и отбарабанил его так быстро, как только мог.
– Набиль! – со смехом воскликнула Амми. – Как тебе не стыдно! Что же ты с матерью делаешь?
В течение дня мы с Баджи были в школе; и, если у Амми возникало хоть малейшее подозрение, что пост помешает нашей учебе, она не разрешала нам поститься. Напрасно мы говорили, что наши мусульманские друзья постятся в школе – на это она отвечала:
– Я же не их мать! Дети не обязаны поститься, пока не войдут в возраст – а вы еще малы. Вы пока только учитесь поститься. Может быть, другие матери считают, что их дети уже достаточно взрослые, но никогда не сравнивайте себя с другими детьми!
Амми могла отчитывать нас и даже сердиться, но мы знали: в глубине души наше желание соблюдать пост ее только радует.
Тем более что, как и большинство мусульман, Амми прилагала особые усилия к тому, чтобы в пост быть счастливой – и это ей удавалось. Во время Рамадана она целыми днями читала Коран и молилась, а это всегда ее подбадривало. Порой за месяц она прочитывала весь Коран дважды – по две из тридцати частей в день.
Вечером наша семья нередко отправлялась на ифтар, то есть на ужин к кому-нибудь из нашей мечети.
Ифтар – это праздничная трапеза после захода солнца, на которой вся община собирается вместе и веселится. В книгах хадисов говорится, что Мухаммад обычно начинал есть первым, съедая финик – и мусульмане по всему миру поступают так же. Разумеется, мы обычно ели финики еще в машине по дороге на ифтар, поскольку приезжали туда уже заметно позже захода солнца.
Ифтар – прием пищи у мусульман по окончании дневного поста. Часто происходит в большом собрании.
Разрешив пост фиником, община возносит молитву магриб, а затем вместе садится за праздничный ужин. После того как все пообщаются, снова звучит адан, призывая верных к молитве иша, а после иша нередко звучит серия особых молитв для Рамадана, называемых таравих. Имамом на ифтарах в нашей мечети обычно бывал хафиз – человек, знающий наизусть весь Коран. В Рамадан, во время таравиха, имаму следует прочесть весь Коран, так что эти молитвы могут продолжаться и час, и два. Большую часть времени молящиеся стоят молча, сложив руки, внимая чтению Корана. По окончании молитв все расходятся по домам, зная, что подъем ждет всего через несколько часов.
Таравих – молитвы, которые читаются по желанию ночью в Рамадан.
Хафиз – человек, знающий весь Коран наизусть.
Во многих местах каждый ифтар на протяжении Рамадана отмечают в новом месте. Как правило, еду готовят хозяева дома; а значит, на стол выставляется куда больше, чем гости в силах съесть. Ирония Рамадана в том, что из-за такого режима питания – голодание в течение дня и плотные приемы пищи утром и вечером – за месяц поста люди набирают вес.
По-настоящему поститься во время Рамадана мне позволили только после отъезда из Шотландии. В 1990 году мы вернулись в США и поселились на военно-морской базе Гроутон, штат Коннектикут. Мечети и джамаата в Гроутоне не было, и это место так и не стало для меня настоящим домом. Я не завел там друзей; хуже того, потерял шотландский акцент, о чем горько жалел. Именно в Шотландии я узнал, что значит быть мусульманином, и всем сердцем полюбил свою веру.
Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу
Снова мы переехали три года спустя, и на этот раз вернулись в Вирджинию. Абба готовился стать капитаном третьего ранга: выше продвинуться в чинах ему не удалось. Здесь, в Вирджиния-Бич, я завел первых серьезных друзей, здесь же впервые задумался о своем будущем. Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу. И здесь же, когда пришло время, я решил оставить ислам, и с ним – всю свою прежнюю жизнь.