Напавший на меня не был здоровяком. Он был маленьким, жилистым и ужасно разозленным, настолько разозленным, что с ним было легко. Он замахнулся один раз, широко и высоко. Я крепко вцепился в него и дал ему по почкам. Он завопил и упал. Потом я повернулся к Томми.
Они оба были на нем, но у него все было в порядке. Они совершили ошибку, схватившись с ним вместо того, чтобы отступить и ударить, и это было к лучшему. У Томми были большие руки и кисти, и одному мужчине было очень больно, когда рука Томми обнимала его за шею, в то время как другой держал Томми в таком же захвате сзади. Но его хватка не работала. У этого человека не было такой силы как у Томми,
Томми нанес первому мужчине удар, позволил ему упасть, а затем повернулся в руках другого мужчины, и какое-то время они стояли как любовники, пока Томми не разорвал захват француза, сделал шаг назад и нанес тому быстрый удар правой в нос. Нос треснул, и кровь потекла по всему рту и подбородку. Мужчина осел на стул и запрокинул голову, чтобы остановить кровотечение, и все было кончено.
Если не считать воплей Янниса.
Если не считать полицейских свистков снаружи.
Ничего не оставалось, кроме как сбежать.
- Ты - тупой сукин сын, - сказал я. - Знаешь, что у меня в руках?
- Что?
- Фунт кокса.
Мы побежали. Было поздно, и улицы за "Дельфином" были пусты. Я не слышал копов позади, но не хотел ничего предполагать. Может, виноваты французы, а, может, и нет. Не было смысла рисковать. Мы бежали ровно и тихо. Довольно скоро мы увидели впереди Минос.
- Думаю, мы оторвались, - сказал я. - Давай пройдем остаток пути пешком. Не хочу беспокоить соседей.
- Ладно.
Греки – люди бережливые. В безлунную ночь греческая проселочная дорога - одно из самых темных и пустынных мест, которое только можно представить. Но по греческим меркам наш хозяин был очень богатым человеком, и у него всю ночь горел фонарь. Он висел на дереве перед отелем. Под деревом кто-то был. Кто-то просто стоял там, не двигаясь. Мы напрягли зрение. А потом увидели. Что-то подсказывало мне, что это не полиция. Не может быть, чтобы нам так не повезло. Мы продолжали идти.
Это была девушка - француженка. Я испытал огромное облегчение. Я поздоровался и, услышав ее голос, снова испытал то странное чувство, это был тот самый безучастный голос, который я помнил. Она говорила только со мной, как будто Томми там вообще не было. Я не мог решить, что с ней делать.
- Можно мне войти? - спросила она. - Могу я войти с вами?
Я посмотрел на Томми.
- Конечно, - сказал я.
- У вас какие-то проблемы? - просил ее Томми.
- Нет, - ответила она. - Никаких проблем.
Мы вошли внутрь. У нас с Томми были смежные комнаты, поэтому мы пожелали друг другу спокойной ночи, как будто в "Дельфине" вообще ничего не произошло, и Томми пошел в свою комнату, а я пошел в свою с этой странной француженкой, и это, вероятно, была одна из самых странных ночей в моей жизни.
- Ты искала меня? - спросил я.
- Да.
- И как нашла?
Она пожала плечами.
- Ты здесь уже несколько недель. Тебя знают.
Ее голос был по-прежнему безучастным, его невозможно было понять. Но теперь мне показалось, что она солгала Томми, сказав, что у нее нет никаких проблем.
- У тебя неприятности?
- Нет.
- Это правда? - спросил я.
- Разумеется.
Она села на мою кровать. Провела указательным пальцем по чистым льняным простыням.
- Ты ведь обратил на меня внимание, так ведь? - спросила она.
- О да, обратил.
- Хочешь переспать со мной?
Почему именно сейчас? - должен был спросить я, но она посмотрела на меня, и впервые с того дня на пляже я увидел ее глаза вблизи, большие глаза, красивые и открытые, не похожие на ее уклончивые жесты или отстраненный безразличный голос.
Поэтому я сказал ей правду.
- Да, хочу.
Глаза снова опустились. Улыбки не было. Она сняла тонкую блузку через голову, так что ее грудь оказалась обнаженной, медленно встала и стянула свободные джинсы, которые были поношенными и потертыми на вид, и под ними она тоже была голой. Ее тело было чудесным в свете лампы.
- Идем, - сказала она.
Просто легкое движение рукой.
Я подошел к ней и увидел, что у нее на шее тонкая золотая цепочка, а с цепочки свисает камень в красивой оправе. Я мало разбирался в камнях, но мне показалось, что это хороший камень, как и оправа, и на мгновение я понял, я просто знал, что она воровка, не только мальчики в фургоне, но и она тоже. А потом это мгновение прошло, и я потерялся в ней.