— Четыре дня назад, — кривя губы, ответил коренастый. — Ага, точно…
— Это когда ты в Замурино наведывался? — въедливо уточнила Лихо, морща лоб, словно припоминая что-то. — У Митрича как раз какой-то приступ случился, нестандартный.
— В десяточку, — как-то потерянно сказал Андреич и распорядился: — Ну закопайте этот вечный двигатель, что ли… Не оставлять же на виду. Ебулдыцкий шапокляк!
— Затихает, — вдруг сказал молчавший до этого Шатун. — Точно, затихает…
Руки, ноги и туловище шевелились всё слабее и слабее и через минуту затихли совсем. Один из гэвэшников ударил носком берца по ближней к нему конечности, но та не отреагировала.
— Ну, слава яйцам! — выдохнул командир ГЭВ и меленько, быстро перекрестился с видимым облегчением. — Я уж думал, живее всех живых, и далее по тексту… Микасов, сгоняй за лопатой, работа появилась.
Один из мордоворотов пошёл к блокпосту, Шатун с Лихо постояли ещё немного и потопали следом.
— Что там? Как там? — Неугомонный Книжник уставился на них, ожидая новых подробностей.
— Сдох! — просветил его Шатун, начиная чистку тесаков. — Полностью.
— Тебе привета передать не просил, ты уж переживи это как-нибудь… — добавила Лихо и принялась бродить взад-вперед, сосредоточенно шевеля губами, словно пытаясь сложить воедино лишь одной ей известные кусочки головоломки.
Алмаз ничего присовокуплять не стал, а просто сидел, глядя, как вдалеке начали выкапывать последнее пристанище безымянного мертвяка. Запинав в наскоро вырытую могилу разрозненные части организма, гэвэшники забросали их землёй и утоптали всё берцами, делая вид, будто так и было.
Ещё через пять минут горизонт стал чист и спокоен.
— Сдаётся мне, настала эпоха перемен, — подытожила Лихо спустя пять минут. — И перемены эти будут ни шиша не позитивными. А вовсе даже наоборот…
Мужская часть дозора переглянулась и разом посмурнела. Вот чего-чего, а говорить такие вещи ради самого процесса говорильни Лихо бы не стала ни при каких обстоятельствах. И что самое поганое — всё сбывалось, от первой и до последней запятой. Ну не ошибалась Лихо, точно так же, как и Алмаз никогда не промахивался.
Лихо, Алмаза и Шатуна объединяло одно. Все они родились тридцать пять лет назад — в один и тот же день. В день Сдвига. В разных городах (пусть и в соседних областях), чтобы восемнадцать лет спустя оказаться здесь, в небольшом посёлке, находящемся в местности, что ранее носила название Ленинградской области. Собственно, она и до сих пор являлась Ленинградской областью, в нынешнем, две тысячи пятьдесят седьмом году. Но после Сдвига, в связи с резким сокращением численности проживающих на её территории и ещё некоторых, сугубо негативных факторов, официальное название незаметно уступило место новому — в принципе довольно точно отражающему истинное положение дел. Тихолесье.
В Тихолесье действительно было относительно спокойно. Нет, конечно — «пешеходы», «кляксы», «камнерезы», «свистопляски» и прочие последствия Сдвига на территории Материка, да и за его пределами, водились везде. Но, как признавали многие, до сих пор умудряющиеся более-менее адекватно дышать в две дырочки под преимущественно розоватым солнцем этого мира, Тихолесье было одним из самых спокойных мест.
Лихо, Алмаз и Шатун были одними из немногих представителей того племени, которое получило в название короткий и выразительный термин. Нет, не «сдвинутые», «одарённые».
В ночь, когда грянул Сдвиг и гигантская коса безносой примадонны прошлась по висящему в космическом пространстве шарику с шальной непринуждённостью, выкашивая жизни вдоль и поперёк, с какой-то непостижимой, жутчайшей логикой закладывая мину замедленного действия в экологию и много чего ещё, они появились на свет. И выжили. Получив в довесок то, что действительно можно именовать «даром». Причём не одним.
Алмаз, помимо способности стрелять из чего угодно, в каком угодно положении и не промахиваться: умел метать всё, что только можно, — ножи, топоры, иголки… да хоть конечность дедушки Ленина, указывающую на верную стезю, ведущую к мировой революции. Дополнительные карманы на его куртке и штанах были заполнены всякой метательной всячиной. Вроде самопальных сюрикенов, прозаических гвоздей и небольших — сантиметров в семь-восемь заточек. И он всегда гарантированно попадал в цель. Отсюда и появилось прозвище: «глаз — алмаз». Человек без промаха.
Шатун обладал восхитительной реакцией и был очень быстр — несмотря на свои внушительные габариты супертяжеловеса. Это были просто феноменальные данные. Настолько — что становилось ясно: это действительно дар.