* * *
Описавший престол, и венцы и уборы,
Начал так: славный царь, все прельщающий взоры,
В некий день, полный неги, среди опахал
От превратностей рока в тиши отдыхал.
То с пустой был он чашей, то, лалом играя,
Наполнялась та чаша до самого края.
Был он мудрости друг. Был он знанью сродни.
Мудрецы были с ним. Не хмелели они.
И, внимая звучанью различного лада,
Разрешать все вопросы была их услада.
Искендеру, сидевшему с чашей вина,
Толковал звездочет всех светил письмена.
И сверкали все чаши, как в молнийном блеске.
В винах сладость была, и веселье — в их плеске
У внимающих струнам кружились умы
И от песен полны были сладостной тьмы.
Слезы чаш воскрешали печали, и стона
Был исполнен сладчайший напев органон;
О смычки! От их сладких ударов смогло
Переполниться влагой сухое русло.
И в чертоге, который от края до края
Был в цветах, словно сад благодатного рая,
Искендер-повелитель, хранимый судьбой,
Возвышался, как месяц в ночи голубой.
Появился гонец, послан Дарием. Словом
Он владел, был он знатен, казался готовым
На почтительность. Выполнив рабский поклон,
Восхвалил Искендера и Дария он.
И румийца прославив и блеск его сана,
Начал он излагать пожеланья Ирана.
«Дарий шлет свой привет, — он промолвил, — и царь
Просит дани, ему посылавшейся встарь.
Почему ожерелья, венцы и каменья
К нам отправить опять не дал ты повеленья?
Или немощь увидел ты в наших делах,
Что оставил тебя твой почтительный страх?
Ты к былому вернись. Наш указ тебе ведом.
Приведет тебя спесь к неожиданным бедам».
Запылал Искендер… И, внезапен и яр,
Пламень сердца словам да неистовый жар.
Так царя Искендера нахмурились брови,
Что посланец запнулся на прерванном слове, —
И, увидев такой непредвиденный гнев,
Он с трепещущим сердцем стоял, побледнев.
Лютым жаром охвачен был царь, и досаду
Изливая, рассудка забыл он преграду.
Много слов он сказал, устрашивших гонца,
Как порой говорит обладатель венца.
У кого есть решенья благая основа, —
Тот, забывшись, не скажет излишнего слова
Если можешь ты в ярости сдерживать речь, —
От врагов ты сумеешь себя уберечь.
Хоть бы в речь свою вплел ты слова величанья,
Все же речь твоя будет опасней молчанья.
Ведь «язык твой из мяса, — я слышал слова, —
Из железа — клинок». Поговорка права.
Коль не прячешь ты гнева, горящего в жилах,
То себя самого охранять ты не в силах.
Некий муж, что от Кея вел славный свой род,
Описал всех событий стремительный ход:
В дни, когда драгоценности, шлемы, престолы
Посылались из Рума в иранские долы,
Золотое яйцо, это ведал посол,
Меж даров жадный Дарий однажды нашел.
И ковер, шитый золотом, послан был тоже, —
Тот ковер, что казался всех кладов дороже.
И лишь поднял гонец слов настойчивых меч
И о дани былой вновь повел свою речь,
Закричал повелитель всех смертных созданий:
«У всеславного льва ты потребовал дани!
Все иначе пошло! Дней не стало былых!
Нет уж более в гнездах яиц золотых!
И ковры эти древние свернуты роком!
Не мечтай, что былое вернешь ненароком!
Не всегда из горы добывают рубин,
Мир — то в мире, то — в громе военных годин.
Длить заносчивой речи тебе не пристало!
Иль желаешь, чтоб снова железо блистало?
Счастлив будь, что мечом я железным твой трон
И не тронул, — что все еще держится он!