— Разумеется, — согласился Скэнлон. — Тонкости может определить любая лаборатория криминалистики. Но вряд ли конверт сохранился. Их ведь обычно тут же выкидывают.
— В том-то и дело, что сохранился! — с жаром воскликнула Барбара. Лицо ее разрумянилось от волнения.
— Откуда вам это известно?
— Я же сказала: только что звонила Денману. Прямо домой. Он действительно швырнул конверт в мусорную корзину, но полагает, что уборщица еще не убиралась в конторе, а сам сыщик корзину не вытряхивает до среды! А ведь как раз в среду и пришел конверт с деньгами. Через полчаса Денман будет в конторе, только позавтракает, а потом пошарит у себя в корзине. Я просила его позвонить вам, если он обнаружит вдруг конверт.
— Хорошо. Если конверт найдется, я сам передам его в лабораторию криминалистики.
Скэнлон вынул изо рта погасшую сигару и задумчиво уставился на нее.
— Клянусь всеми святыми, миссис Райан, вы молодец! Хотелось бы только надеяться, что все это не обернется против вас.
— Я так не думаю, — просто сказала Барбара. И вышла. Какое-то время все молчали. Затем Скэнлон раскурил свою сигару и с кривой улыбкой обратился к Клемену:
— Мне кажется, метр, вы это дело проиграете. Если установят, на какой машинке напечатан адрес на конверте и «трещотка» вдруг окажется из конторы Варрена, то, принимая во внимание все факты, которыми мы располагаем… Одним словом, ваше дело труба.
Джордж безразлично пожал плечами.
— Шрифт еще не идентифицирован, так что говорить пока рано.
Я взглянул на часы. Было семь тридцать пять. Как она сказала? Через полчаса он будет в конторе, только позавтракает.
А Джордж даже не дал себе труда взглянуть на часы. Он лишь закурил новую сигарету и внимательно слушал Скэнлона, который возобновил допрос. Стоящий на столе рядом с нами телефон казался мне бомбой замедленного действия, черной и безмолвной. Другой аппарат стоял рядом с Джорджем, прямо под рукой. Он не обращал на него внимания.
Нет, мы все-таки ошиблись. Невозможно иметь такие крепкие нервы. Если же мы не ошиблись, то он вполне мог допустить такой ход с нашей стороны и правильно оценить его, как типичный блеф. Нет, сказал я себе, еще не все потеряно. На его месте я бы в уме отсчитал некоторое время, а затем вышел под каким-нибудь удобным предлогом, элегантно и не вызывая никаких подозрений. Но бог мой, какую надо иметь силу воли и выдержку, чтобы спокойно выжидать это время! Сколько он еще может терпеть?!
Скэнлон о чем-то спросил меня, я даже не расслышал.
— Что?
Он бросил на меня угрюмый взгляд и саркастически промолвил:
— Извините, Варрен, за надоедливые и дурацкие расспросы! Но дело, видите ли, в том, что в этом городе убиты два человека, и люди почему-то разнервничались: хотят знать, кто это сделал.
— Прекрасно. Удовлетворите их любопытство.
— Готовы ли вы сделать заявление?
— Я только тем и занимаюсь с той минуты, как меня сюда притащили, — заявляю, что ни в чем не виноват. Но у вас в голове мои ответы никак не умещаются; в одно ухо влетают, из другого вылетают!
Семь часов тридцать девять минут.
— Долго вы еще будете упрямиться?
— Так долго, пока способен дышать. Я же объяснил, как все произошло.
— Вы были единственным в городе, кто знал, что ваша жена вернулась домой. Как мог убить ее кто-либо другой?
— Фрэнс ему позвонила. В тот момент, когда я вышел из дома с Малхолендом.
— Ну да! И позвала пробить себе голову каминными щипцами. Вот уж поистине железная логика!
Я подробно рассказал шерифу о последней семейной сцене.
— Может быть, по моему поведению Фрэнс — мир ее памяти! — и впрямь решила, что я прикончил Робертса. Увидела у меня в руках зажигалку, о которой говорила Дорис. А это была новая зажигалка. Во всяком случае, Фрэнс решила, что пора сматываться. Но денег-то у нее не было ни цента, где же ей раздобыть их на дорогу? Не у меня же! Вот она и позвонила тому типу.