— Вы ей писали?
— Редко, у нас в семье это не было принято.
— Ваша мать уже умерла тогда?
— Нет, она умерла через два года, и Элен приехала для раздела имущества. Хотя и делить-то было нечего. Лавочка и гроша не стоила.
— Что делала ваша сестра в Париже?
Мегрэ упорно разглядывал ее, вспоминая силуэт и лицо умершей. Между ними было мало общего. У Франсины глаза были голубыми, волосы золотистыми, может быть, слегка подкрашенными. На первый взгляд это была разбитная особа, бой-баба, наверное, обслуживающая клиентов с преувеличенной любезностью. Она не пыталась изображать благопристойную особу из высшего общества, а, напротив, как бы с удовольствием подчеркивала свою вульгарность.
Не прошло и получаса после посещения морга, а она весело отвечает на вопросы Лекера и даже по привычке кокетничает.
— Что она делала в Париже? Думаю, что была машинисткой в конторе, но я к ней не ходила. Мы ведь не больно-то схожи друг с другом… В пятнадцать лет я уже заимела дружка, шофера такси, и потом у меня было немало других, не думаю, чтоб такое было в духе Элен, или же она хорошо скрывала свои делишки…
— На какой адрес вы ей писали?
— Сначала, я помню, был какой-то отель на авеню Клиши, но название я позабыла… Она частенько меняла отели, потом у нее была квартира на улице Нотр-Дам де-Лоретт, забыла, какой номер…
— Когда вы приехали в Париж, вы навестили сестру?
— Да, конечно, и я была удивлена, как она хорошо устроилась. Я даже сказала ей об этом. У нее была прекрасная комната окнами на улицу, гостиная, кухонька и настоящая ванная комната.
— Был ли какой-нибудь мужчина в ее жизни?
— Не знаю… Мне хотелось остаться на несколько дней у нее, пока найду себе жилье, но она ответила, что проводит меня в очень чистенький и недорогой отель, она, мол, не может жить с кем-нибудь вместе.
— Даже три—четыре дня?
— Так я поняла.
— Это вас не удивило?
— Не очень-то… Знаете, меня удивить нелегко. Если люди позволяют мне поступать так, как мне вздумается, то и они также могут делать что хотят, и вопросов я не задаю.
— Сколько времени вы жили в Париже?
— Одиннадцать лет.
— Все время работали маникюршей?
— Сначала маникюршей, потом косметичкой. Я изучила это ремесло на Елисейских полях.
— Вы жили одна?
— Когда одна, когда нет…
— Встречались с сестрой?
— Можно сказать, никогда.
— Так что вы почти ничего не знаете о ее жизни в Париже?
— Знаю только, что она работала.
— Когда вы вернулись в Ла-Рошель, у вас были большие сбережения?
— Достаточные…
Он не спрашивал, как заработала она эти деньги, и она об этом не говорила, но каждый понимал другого.
— Вы никогда не были замужем?
— Я уже вам отвечала: я не так глупа…
Обернувшись к окну, откуда видно было, какие позы принимал ее спутник, восседая за рулем красного авто с сигаретой в зубах, она воскликнула, посмеиваясь:
— Поглядите, какой у него дурацкий вид! Рожи-то какие корчит! Выпендривается как!
— Но ведь вы же…
— Ну и что! Это мой служащий и к тому же прекрасный мастер, в Ла-Рошели мы живем врозь — не люблю я, чтоб он путался у меня под ногами… В отпуске еще куда ни шло!
— Ваша сестра никогда не имела детей?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Право, не знаю, ведь каждая женщина…
— Насколько мне известно, не имела. Ведь мы бы уж знали, правда?
— А у вас?
— У меня был один. Я жила тогда в Париже, пятнадцать лет точу назад. Первой моей мыслью было отделаться от него, и так, конечно, было бы лучше, но сестра посоветовала его оставить.
— Значит, вы тогда виделись с сестрой?
— Да, я и пошла-то к ней из-за этого… Мне нужно было поговорить с кем-нибудь из близких. Вам это может показаться смешным, но бывают моменты, когда вспоминаешь о семье. Короче, у меня был сын… Филипп. Я поместила его у кормилицы в Вогезах.
— Почему там? У вас там родные, друзья?
— Ничего подобного. Элен нашла этот адрес, не знаю, в каком бюллетене. Я ездила туда несколько раз за два года. Ему там было хорошо, у очень милых крестьян, ферма была чистенькой, но однажды они сообщили мне, что он утонул… — Она задумалась на минутку, пожала плечами: — В конце концов, оно, быть может, и лучше для него!
— Не знаете, была ли у вашей сестры какая-нибудь подруга?
— Не думаю, уже в Марсильи она глядела на других девушек свысока, и ее дразнили «принцессой». Думаю, что и в школе машинописи и стенографии было то же самое…