— Почти.
— А Филипп?
— Сын Франсины Ланж вскоре после рождения был отдан на воспитание в семью мелких фермеров Берто в Сент-Андре де Лавион в Вогезах. На ваши деньги сестры купили парикмахерскую-салон в Ла-Рошели. Ни та, ни другая не заботились о ребенке, он жил в деревне, а в два с половиной года утонул.
— Умер?
— Да, но для вас он должен был оставаться в живых, и Элен придумывала все детали его детства, затем первые годы учебы, игры и, наконец, его стремление к медицине.
— Чудовищно!
— Да.
— Чтобы женщина была способна… — Он поник головой. — Я не сомневаюсь в ваших словах, но что-то во мне протестует против этой правды.
— Такие случаи известны в анналах криминалистики. Могу поведать вам о нескольких…
— Нет, нет! — отмахнулся Пеллардо.
— Полагаю, вам достаточно рассказать присяжным свою историю, — сказал Лекер. — Ваша жена волнуется, — продолжал он.
Пеллардо, вероятно, и думать о ней позабыл, но при этих словах поднял искаженное мукой лицо.
— Что я ей скажу?
— К сожалению, я не имею права оставить вас на свободе и обязан отвезти в Клермон-Ферран… Вашей жене, вероятно, будет разрешено свидание.
Мысль эта смутила Пеллардо. Он помолчал и поглядел на Мегрэ с отчаянием:
— Вы не могли бы взять это на себя?
Мегрэ взглянул вопросительно на коллегу, но тот пожал плечами, как бы давая понять, что это его не касается.
— Постараюсь! — согласился он.
— Только, пожалуйста, проделайте это поосторожней — сердце у нее слабое! Мы уже немолоды — ни она, ни я!
Так же, как и Мегрэ. Он чувствовал себя сегодня совсем старым, спешил к жене, к привычной ежедневной курортной рутине с прогулками по городу, с желтыми стульями в парке.
Они вышли все вместе.
— Где вас высадить, патрон?
— Предпочитаю ходить пешком,
Мостовые блестели. Черная машина быстро удалялась, увозя Лекера с арестованным в Клермон-Ферран. С наслаждением раскурив новую трубку, Мегрэ машинально засунул руки в карманы.
После грозы похолодало. Капли дождя скатывались с кустов, росших в кадках по сторонам дверей отеля «Березина».
— Наконец-то! — с облегчением вздохнула мадам Мегрэ, подымаясь в постели навстречу мужу. — Мне снилось, что ты на набережной, у себя в отделе, ведешь допрос и тебе непрестанно подносят кружки пива…
Вглядевшись повнимательней в лицо комиссара, она шепнула:
— Кончено?
— Да.
— Кто это?
— Очень порядочный, деловой человек, руководитель нескольких тысяч служащих, но оставшийся предельно наивным в жизни.
— Надеюсь, завтра ты уже будешь спать спокойно?
— Увы, нет! Я должен объяснить все его жене.
— Она здесь?
— В отеле «Амбассадор».
— А он?
— Через полчаса перед ним откроются ворота тюрьмы в Клермон-Ферране.
Она молча наблюдала за ним, пока он раздевался. Странный вид был у него!
— Как думаешь, сколько ему дадут?
Набив последнюю за день трубку, Мегрэ, затянувшись несколько раз, бросил:
— Надеюсь, его оправдают.
Перевод с французского В. Ровинского.
Виталий Гладкий КИЛЛЕР Повесть
Я смотрю через пыльное оконное стекло на улицу, к мне до чертиков хочется выйти в наш старый убогий двор, сесть за столик под тополями и до полуночи забивать «козла» в компании таких же, как и я, неприкаянных. А потом, выпив на сон грядущий стакан кефира, лечь на чистые с крахмальным хрустом простыни и уснуть… И спать долго-долго… и проснуться где угодно, только не в этой мерзкой коммунальной дыре, где меня недоношенного родила мать-алкоголичка. Или не просыпаться вовсе…
Спокойно, спокойно, дружище… Не дави себе на психику без нужды. В нашем деле мандраж перед работой может стать началом финишной прямой в этой жизни. А будет ли другая? Ученые умники обещают, да вот только на кой она мне? Я и этой сыт по горло…
Наган почистил и смазал еще вчера, но проверить лишний раз не помешает. Хорошая безотказная машинка, и калибр что надо. В прошлом году «Макаров», сволочь, подвел, патрон заело, едва ноги унес.
Попрыгали, попрыгали… Нигде не звенит, не шебаршится… Кроссовки «кошачий ход», брюки в меру просторны, куртка… Куртку сменить, чересчур приметна. И карманы, карманы проверь, обалдуй! Ни единого клочка бумаги чтобы не было.
Похоже, все и ажуре. Готов. Время еще есть, нужно теперь себе алиби сотворить. Оно вроде и ни к чему, но береженого бог бережет.