— Кто?
— Открывай, увидишь…
— Какого хрена… — проворчал хриплый голос, и дверь отворилась.
На пороге стоял худой человек в давно не стиранной голубой майке и «семейных», в цветочек трусах.
— Я тебя не знаю, — подозрительно глядя на меня, сказал он и попытался закрыть дверь.
— Погодь, Лузанчик, — я придержал дверь. — Разговор есть…
Лузанчик — кличка дружка покойного Лабуха. Фамилию и имя его я так и не смог выяснить, этого никто не знал. Все с незапамятных времен кликали его только так.
— Мент? — хмуро поинтересовался Лузанчик.
— Угадал.
— Имею право не пустить в свою квартиру, — нахально заявил Лузанчик, с воинственным видом загораживая вход.
— Имеешь, — согласился я, широко улыбаясь. — Но не стоит…
— Пугаешь?
— Чего ради? Я же тебе сказал — хочу поговорить. Важное дело, Лузанчик. Очень важное…
— Убедил… — как-то сразу боевой пыл Лузанчика рассеялся, и он, опустив плечи, поплелся, шаркая рваными шлепанцами по грязному полу, внутрь своей «квартиры».
— Ну? — исподлобья глядя на меня, спросил он, усаживаясь на кровать, кое-как прикрытую дырявым пледом.
Я не торопился: нашел себе стул, застелил его газетой, сел стараясь поудобней устроить раненую ногу, которая уже подживала, осмотрелся. Пыльно, неуютно, грязно На плите металлическая коробка из-под шприца, несколько игл лежат на пожелтевшей марле там же. Перехватив мой взгляд, Лузапчнк поторопился надеть пиджак, чтобы спрятать сколотые руки — он наркоман со стажем, это мне тоже рассказала уборщица.
Пауза несколько затянулась, и Лузанчнк не выдержал.
— Говори, чего надо. И уходи — я отдохнуть хочу.
— После каких трудов? — ехидно поинтересовался я.
— Не твоя забота.
— И то правда… — согласился я, если честно, мне почему-то было жалко этого изможденного, больного человека. — Ты знал Леху Осташко?
— Нет, — не глядя на меня, отрезал Лузанчик.
— Лабуха… — добавляю я.
Лузанчик упрямо молчит. Затем, видимо, кое-что начинает соображать.
— А почему — знал? — встревоженно интересуется он.
— Потому — отвечаю, пытаясь поймать тусклый ускользающий взгляд Лузанчика. — Чего же здесь непонятного?
— Леха… помер? — наконец поднимает на меня округлившиеся глаза Лузанчик.
— Не то слово…
— Кто? — понимает меня Лузанчик.
— Это и я хотел бы знать, — осторожно отвечаю — не говорить же ему, что именно благодаря мне его дружок отправился в мир иной, правда, вины своей почему-то не чувствую.
— С-суки… — шипит Лузанчпк, вскакивает, что-то ищет.
Находит брюки. Торопливо натягивает на свои худые журавлиные ноги и снова усаживается на постель.
Надолго умолкает, о чем-то сосредоточенно размышляя.
Острый большой кадык Лузанчнка, как ткацкий челнок, быстро снует вверх-вниз по тонкой жилистой шее.
— Спрашивай… — через какое-то время совсем охрипшим голосом отзывается Лузанчик. — Я им этого не прощу… — С угрозой добавляет: Терять мне нечего…
Я понимаю его — Лабух был единственным другом Лузанчика. Это мне тоже известно.
— На кого он работал в последнее время?
— А ты меня на понт не берешь, случаем? — вдруг просыпаются подозрения у Лузанчика. — Не верю я тебе, понял — нет?! — кричит он в истерике.
Я молча достаю из кармана фотографии, отснятые на мосту экспертами ЭКО, и сую под нос Лузанчику.
Он жадно рассматривает их, затем резко отворачивается и закрывает лицо руками.
— Так на кого Леха работал? — снова спрашиваю я.
— Этого я не знаю… — глухо отвечает Лузанчик. — Леха всегда был скрытным. А я нелюбопытен. Но уверен, что это штучки Додика. Собака…
— Кто такой Додик? Где живет?
— Если бы я знал…
— Тогда где можно разыскать? И как он выглядит?
— Жирная скотина метра под два ростом… — с ненавистью хрипит Лузанчик и довольно толково обрисовывает внешность Додика. — Он часто бывает в «Дубке» и в пивбаре «Морская волна»…
Лузанчика начинает пробирать озноб. Он ерзает по кровати, нервно потирая ладони, и часто посматривает в сторону плиты, где лежат иглы. Похоже, пришла пора впрыснуть очередную дозу отравы.
— Уходи, я все рассказал, — в конце концов умоляюще просит Лузанчик.
— Спасибо, — благодарю я и поднимаюсь. — Всего…
— Найди Додика… Это все он… Найди… — исступленно хрипит мне вслед Лузанчик.
Я киваю в ответ и стараюсь побыстрее выйти на свежий воздух. Едва уловимый запах наркотического зелья, который был так знаком мне по афганским духанам и который витал в развалюхе Лузанчика, еще долго преследует меня. Помочь бы Лузанчику, но как? Со слов уборщицы я знаю, что его принудительно лечили раза четыре. И без толку. Конченый человек…
КИЛЛЕР