— Кто сказал «к чертям»? — Мишка, не вставая, вдруг дернул Отрепьева за пятки.
Он шлепнулся на изрядно отощавший зад и… смолк. Тишина упала на мир. Отрепьев шарил кругом побелевшими от истерики глазами. Было невыносимо тихо.
— Но вообще я считаю, — очень взрослым голосом начал Лешка. — Вообще я считаю, что надо вначале сходить на озеро за продуктами, а потом вернуться сюда.
— Помолчи, щенок, — сказал Мишка.
Леха смолк.
Виктор стоял у рюкзака с продуктами и смотрел. Вид у него был растерянный. Валька все еще собирал кашу.
— Кончили крик? — спросил Мишка. — Сейчас мы пойдем в сторону, как сказал Виктор. За истерику буду бить.
Мы шагали редкой цепочкой. Камни на склоне погрохатывали под ногами. Черный склон убегал под самое небо. Огромной анакондой лежал на юге Эргувеем. Оттуда шел теплый ветер.
— Человек! — крикнул Валька. Он вытянул руку.
Мы смотрели вверх. Черная палочка удивительно быстро прыгала метрах в шестистах от нас. Человек спускался сверху по темному днищу промоины. Мишка снял с плеча карабин. Два выстрела рванули воздух.
…Честное слово, мы пили чай с настоящим сахаром! Кусок вареной оленины лежал на ситцевой тряпочке. Мишка рассказывал о наших злоключениях. Темнолицый вежливый человечек кивал головой и тихо ахал. Шел человек из стада в поселок, повидать жену, подлечить какую-то штуку внутри. Не то аппендицит, не то почки. Узел через плечо, «малопулька», собственные ноги. Сто пятьдесят километров, потом столько же обратно. Я спросил, далеко ли стадо. Стадо было далеко.
Человечек снял с плеча узелок, развязал. Сахар и галеты легли аккуратно на землю.
— Впереди река, — сказал человечек. — Много дичи. В горах дичи мало.
Мы поставили еще котелок чая. Выпили.
— Мури тагам[2], — сказал человечек. — Я пошел. — Он прыгал вниз по склону легко, как танцуют через веревочку девочки-первоклашки. Темная голова пропала за обрывом.
— А имени-то и не спросили, — удивился Виктор.
— Может быть, встретимся, — пробормотал укрощенный пират Гришка.
Галеты и сахар лежали на траве. Виктор бережно клал их в рюкзак.
Металлогенический фрегат упрямо шел вперед. Подъем пиратского флага не состоялся. Команда глухо ворчала.
Я почему-то думал об инструкциях. Иногда в них есть диалектически продуманные пункты. По инструкции в нашем положении мы могли бросить работу и идти к базе. Но вообще все отдавалось на наше усмотрение.
Если у меня будут когда-либо подчиненные и я захочу выжать из них все соки, я буду поручать работу на их усмотрение.
…Это был чертовски трудный переход. Наверное, потом;/, что мы все время шли вдоль склона. Вдоль склона ходить трудно. К вечеру пошел дождь. Это был беспутный чукотский дождик. Он сыпался сверху, с боков, даже снизу. Во встречных долинах свистел ветер. Долины походили на аэродинамические трубы. Кора лишайника на камнях разбухла. Казалось, что камни смазаны мылом. Мы по очереди расшибали коленки. В конце концов это нам надоело.
— Делаем привал, — сказал Виктор.
Мы вынули карту и стали смотреть, где находимся. Ветер забегал из-за спины, и карта прыгала, как живая. До долины оставалось еще около пяти километров.
— Ни черта! — сказал Мишка. — Ни черта!..
И мы пошли дальше. Наверное, это было просто от отупения: кто-то сказал, что надо, и мы пошли. Пират Гришка шел и ругался вслух. Он закладывал отчаянные обороты речи. Лешка молчал.
«Жизнь — это, братцы, не стол для пинг-понга», — Думал я, стоя на пляже Гонконга», — вдруг запел Мишка. Он пел на мотив «Конная Буденного». Я видел, как вскинулся Лешка. Наверное, он думал, что ослышался. Даже Отрепьев перестал ругаться. Мишка пел что-то дальше. Ветер относил слова. Лешка нарочно держался рядом. Но Мишка ускорил шаг, и потому приходилось чуть не бежать за ним. Мне было тоже интересно, чем это кончится, и я тоже не отставал, а остальные не понимали, в чем дело, но тоже ускорили шаг. Так под залихватский мотив буденновской песни мы дошли до той самой долины.
Мы были совсем мокрые, поэтому раздеться пришлось прямо на улице, чтобы не мочить мешки. Мы лежали в мешках и жевали галеты. Есть не хотелось. Очевидно, от переутомления.
На палаточном брезенте ползли желтые пятна. Дождь шумел. Виктор спросил что-то у Мишки. Тот не ответил. Мишка уже спал. Засыпая, я слышал, как вздыхал и ворочался Григорий.
Наверное, при подходе к озеру мы походили на группу подагриков, вышедших на прогулку. От усталости кружилась голова. Мы подымались на гребень увала из последних сил. Мы боялись смотреть вперед: когда смотришь реже, расстояние сокращается быстрее.