Да, склеп был поставлен на века — полированный шведский мрамор и тяжелая гранитная колоннада. Он тоже чувствовал себя хозяином, этот склеп…
Громов усмехнулся: «Здесь ты еще можешь властвовать. В мире мертвых».
Невдалеке послышалось шарканье, и сквозь оголенный кустарник Громов увидел тяжело ступающего человека. У него была сгорбленная спина и устало опущенные плечи. До закрытия кладбища оставалось совсем немного, а старик не спешил. Он даже остановился и несколько минут сосредоточенно набивал трубку. Потом вытащил из кармана пальто свернутую газету и, похлопывая ею себя по ноге, пошел дальше.
«Почему он не спешит? — с интересом подумал Громов. — И к какой могиле он пришел?»
А старик между тем, не взглянув на Громова, миновал скамейку и направился к склепу Келлеров. «Неужели? Да нет, так не бывает. Конечно же, он пройдет мимо».
Но старик подошел к часовне. «Ничего особенного, — снова подумал Громов, — склеп мог заинтересовать. Постоит и уйдет».
Старик не уходил. Откуда-то появился оперативный работник, переодетый маляром, стал красить ограду.
«Условный знак!» — Громов встал и, стараясь ступать как можно тише, пошел к кустам…
Старик изумленно посмотрел на самозванного маляра, спросил:
— Кто велел? Это же камень!
— Из конторы распорядились, — равнодушно буркнул «маляр».
— Как из конторы? Что тут, хозяев нет?
— Говорят, нет.
Старик поманил «маляра» пальцем.
— Послушайте, дружок, вы давно служите на этом кладбище?
— Третий год.
— Тогда не скажете ли, любезный, куда девался сторож, Прохором звать его?
Дальше события разворачивались по намеченному плану, «Маляр» повел старика к «нужному человеку» для каких-то объяснений, по дороге их остановил «невесть как» забредший на кладбище милиционер, а еще через час любопытный посетитель уже сидел в кабинете Громова.
Оба молчали. «Гость» вертел в руках потухшую трубку и рассеянно смотрел в окно.
«Кто ты? — думал Громов. — Будешь говорить правду или будешь юлить, лгать, изворачиваться?» И строго спросил:
— Что вы делали на кладбище?
— Я? — улыбнулся старик. — М-м… Гулял. Случайно зашел.
— И склепом интересовались тоже случайно? — в тон ему спросил Громов.
— Ну почему же? — слегка протестующе сказал старик. — Я этот склеп давно знаю, потому и поинтересовался.
— И про сторожа «случайно» спросили? — словно не слыша, продолжал Громов.
— Я? Про какого сторожа? — во взгляде гостя мелькнула тревога.
— Про убитого, — тихо сказал Громов.
Резко отодвинув стул, старик встал.
— А вы сядьте, — сочувственно сказал Громов. — И расскажите.
Старик опустил голову.
— Да… Да… Это было. Спросил.
— Зачем?
— Не… не знаю. Просто так.
— Вы знали, что сторож убит?
— Нет! Честное слово, нет!
Громов посмотрел ему в глаза. Они были прозрачные, голубые и, право же, очень честные. Громов помолчал, достал бланк протокола допроса, устало сказал:
— Теперь я должен перенести наш разговор на бумагу. Ваша фамилия?
Старик протянул паспорт.
— Келлеров?! — вскрикнул Громов.
— Да…
— Родственник графов?
— Каких… графов?! Нет, нет!
Наверное, Громов не сумел бы объяснить, почему в следующую секунду он открыл ящик стола и, достав найденный в сторожке портрет графа Келлера, показал его старику.
— Знакомы?
Келлеров охнул и медленно сполз со стула.
…Когда врач привел его в чувство, он схватил со стола портрет, всмотрелся и… истерично захохотал:
— Эполеты… Звезды… Ха-ха-ха… Реникса, сударь мой, какая это все реникса!
Потом он ушел, отказавшись отвечать на вопросы, и Громов не задерживал его, потому что кто же арестовывает за подозрительное любопытство и сходство фамилий, если в этом сходстве еще не разобрался до конца и сам следователь!
И чтобы разобраться, Громов пошел в городской загс. В архиве, среди слежавшихся церковных книг, он отыскал одну, в которой было записано: «Лета от Рождества Христова 1890, июня 22 дня у дворянина Иоганна Егоровича Келлера и супруги его, урожденной Квасецкой Ядвиги Оишзмундовны, родился сын и наречен Алексеем…» Здесь же была подклеена ломкая, пожелтевшая справка, из которой явствовало, что в 1922 году Алексей Келлер стал Алексеем Келлеровым.